Безумный царь, несчастная страна
Царь царь и Иван Петр — главные цари отечественного искусства. Они были сыграны при Сталине силами Симонова и артистов Черкасова, и надолго артисты и прочие цари были недействительны.
Фактически говоря, до сих пор большая часть людей, говоря об этих правителях, имеют в виду как раз грандиозные мифические образы Н. Черкасова и Н. Симонова. Их не превзошел никто, не смотря на то, что к образу Петра обращались актёры и видные режиссёры.
Ивану повезло меньше: прекрасную комическую вариацию дал Юрий Яковлев в комедии Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию». Да в девяностые сыграл Сурового Олег Борисов в картине «Гроза над Русью».
Это была полностью его роль, но постыдное кино пореформенного времени не имело возможности дать никакого полноценного художественного результата.
Исходя из этого режиссер «Царя» Павел Лунгин хоть и показал творческую наглость, обращаясь к образу Ивана Васильевича, в сущности ни с кем не соревновался (идея о вероятном соревновании с шедевром С. Эйзенштейна нужно сходу отбросить как дикую). Эйзенштейн творил миф, а Лунгин говорит историю-притчу о сути столичного самодержавия. Он желает посмотреть на него современными глазами просвещенного человека. (Это, кстати, не так-то легко — у нас до сих пор самые жаркие баталии в обществе ведутся около далеких помой-му исторических фигур.)
Режиссер не имел опыта создания исторических фильмов. Это чувствуется в некоей скованности массовых сцен, в тяготении к камерным обстановкам, в отсутствии неспециализированного склада времени и страны, о которых обращение.
Но чувство «Царь» создаёт сильное и тревожное. В нем нет никаких голливудских штампов — ни в сценарии, ни в изобразительности, ни в хорошей актерской игре.
Это чисто русский фильм — этим он и силен, и страшен.
Практически все события картины имеют опору в действительности. В разгар опричнины царь Иван (Петр Мамонов) призывает в Москву приятеля детства Филиппа Колычева, настоятеля Соловецкого монастыря (Олег Янковский, последняя роль, к несчастью).
Царь возводит Колычева в сан митрополита и ожидает помощи в собственных страшных и непомерных трудах. Но Филипп, человек гуманистического склада, отторгает дикую жестокость Иванова царства, где в пыточном подземелье ночь и день трудится над изменниками Малюта Скуратов, а людей для забавы травят медведями.
Противостояние митрополита и царя приводит Филиппа в дальний монастырь, где он обретает святость и смелую смерть. А царь обрекает себя на окончательное беспросветное одиночество.
Мрачная история. Из этого, из ладана и крови, из пыточных камер и диких забав поднималась самодержавная Российская Федерация.
Полная и света, и тьмы, «убогая и обильная, могучая и бессильная», по словам поэта.
Лунгин не дал широкой исторической панорамы Столичного царства. Но постарался уловить «дух» эры с ее безжалостной красочностью, страстной верой и чудовищной жестокостью.
За всю географию и баснословную историю самодержавного Столичного царства отвечал один человек — царь.
Потому, что это поразительно, то царь и был существом немыслимым. Его не измеришь обывательской меркой и воплотить такое достаточно мудрено.
Петр Мамонов, фантастическое явление артистизма, напряг всю собственную озорную чудаческую природу, чтобы воплотить сверхъестественную личность Сурового Царя.
В начале картины он истово молится в узкой келье, а позже идет к народу. По пути прислужники набрасывают на него бессчётные парчовые одежды, после этого крест, бармы, шапку Мономаха.
И вот смиренный безбожник в замызганной рубахе делается величавым, ужасным и непостижимым русским царем.
Отечественный любимец Петр Мамонов, играется… но, в этом случае это слово не работает. Играются в древнем смысле слова другие — прекрасный Янковский, потрясающий Ю. Кузнецов (Скуратов), страно свежий, освободившийся от сериальных штампов А. Домогаров (Басманов).
А Мамонов живет в сумасшедшем, запредельном мире страстей царя Ивана.
Его Иван верит в Священное Писание безоговорочно, практически, неистово, принимая себя как орудие Божьего промысла. И эта вера исключает допущение еще каких-то воль, не считая царской.
Необыкновенное напряжение, в котором существует царь, всегда творящий личную волю, совсем извращает его людскую природу. В нем увеличиваются плохое шутовство, гордыня, упоение властью, дикая злоба на любое неповиновение.
Это великий правитель, дух его горит мощно и страстно. Он притягателен а также поэтичен, но вправду страшен.
В итоге делается разумеется, что данный худой, экзальтированный, издерганный человек — безумен, одержим. И сеет около себя сумасшествие. Он не слышит разумного людской голоса митрополита Филиппа. Не осознаёт и не ощущает простой людской судьбе.
Он ожидает чудес, знамений, явлений — тех, что сверх естества. Готов сам к Страшному суду и всю страну готов привести на него на данный момент же.
Но чудо случится не с ним, а с растоптанным митрополитом Филиппом.
Он перед смертью возьмёт исцеления и дар пророчества. По причине того, что в Ивановой вере вовсе нет любви к человеку, а у Филиппа она имеется.
А в том месте, где нет любви, нет всевышнего, в том месте появляется кто-то второй. И данный второй уже очевидно смотрит из чёрных глаз царя Ивана.
Кричит, насмешничает, проказит, упивается казнями, пытками, унижениями. Тяжелая сцена, в то время, когда опричники по приказу царя бьют митрополита прямо в церкви, срывают облачение, топчут ногами.
А Иван с наслаждением наблюдает на это беспримерное святотатство а также как словно бы укоряет взглядом бывшего приятеля детства — дескать, для чего не послушался…
Вот что получается из фильма Лунгина: Российская Федерация едина как государство, и за это заплачена ужасная цена. Но Российская Федерация духовная складывается из непримиримых противоречий, враждующих сил.
Тут не было и нет единства. Сильная, злая национальная воля помой-му приводит страну к успеху, на ужас неприятелям. Но презрение к человеку и вера без любви разъедают царство изнутри и ведут его к смерти.
В ужасном фантастическом мире этого царства извращаются все благие идеи. Яркому, разумному, хорошему началу, воплощенному в Филиппе, остается лишь терпеть муки, но жить а также передавать свет от века в век.
В общем, «и вечный бой, покой нам лишь снится»…
Что ж, солидный, добротный фильм оказался у Павла Лунгина, а что он вышел сумрачным, так ничего не сделаешь. У нас так как так: в случае если видишь, что бородатые люди друг друга душат, — ну, значит, это что-то из русской истории показывают.
Добавлю еще, что замечательно подобраны храбрецы первого и второго замысла — ясны предельно. Лунгин — мастер выбирать и воодушевлять актеров. Действительно, пара испугал меня И. Охлобыстин в роли истеричного шута-пророка Вассиана.
С того времени как Охлобыстин стал опытным священником, в кино он играется только распутных, причем как раз духовно распутных людей. Необычный какой-то получается русский фокус, в духе Иванова царства…
А сценарий так себе. В соавторы Лунгин забрал писателя Алексея Иванова, безрадостного выдумщика из Перми.
Данный автор известен тем, что написал целую полку, и ни в одной книге нет ни одного живого, запоминающегося людской лица, все какие-то измышления и фантазмы. Но прекрасные отечественные актеры оживили схематические образы.
Так что — всем наблюдать и дивиться на кошмары Столичного царства.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
Тайна Карпатского замка. Экранизация романа Жюля Верна (1983)
