Буйный тихий дон

Закончился показ 14-серийной экранизации романа М. Шолохова «Негромкий Дон» режиссёра-постановщика Сергея Урсуляка. Как водится, одни зрители в восхищении, другие в ярости – но, слава всевышнему, споры в виртуальном пространстве до гражданской войны не доведут.

Так как об этом кошмаре (Гражданская война) и говорит новая экранизация хорошего романа.

Она несовершенна. Настоящую энергию фильм набирает где-то к середине и после этого снова теряет. Цельности, как в ветхой картине Герасимова, либо эпического дыхания и вкусной фактуры, как в злосчастной экранизации Бондарчука, нет и в помине.

Актёрские работы не существуют в некоем «неспециализированном поле», но очень сильно разнятся между собой – от великолепия зрелого мастерства до полной блёклости, откровенной неудачи. Любой патетический эпизод (кого-то убивают, плачут бабы и без того потом) сопровождает музыка Ю. Красавина, одинаковая заунывно-элегическая тема на 2–3 60 секунд, и эдак раз семь-восемь за серию.

Возможно, умелый режиссёр и сам осознавал, что произведение цельным не получается, и музыкой пробовал было скрепить распадающееся на эпизоды повествование. Цельным оно всё равняется не вышло, но безлюдным и тщетным новое прочтение назвать было бы несправедливо.

Каждый настоящий режиссёр испытывает недостаток в любимом храбрец, что проводит его в творческий мир автора. У Сергея Урсуляка таковой храбрец имеется.

Но это не Григорий Мелехов, «казацкий Гамлет», мечущийся от любовницы к жене и от красных к белым. Евгений Ткачук, исполнитель роли, сам по себе артист известный, темпераментный, хоть и пара однообразный.

Стиснутые зубы, напряжённые скулы, сердитый взор, ехидный не добрый голос – это ясно, но на всё течение «Негромкого Дона» не достаточно. Нет, режиссёру мил и люб не Григорий, а его папа Пантелей Мелехов, и отдаёт он эту роль любимому актёру Сергею Маковецкому.

И выходит рассказ не о сыне, а об отце, великом Отце-вседержителе собственного мелкого мира.

Буйный тихий дон

Сергей Маковецкий в роли Пантелея Мелехова

Забавный психованный человечек – ругатель, отчаянно бегающий-хромающий по хутору, по станице, по Дону, по кошмару братоубийственной войны, сыгран Маковецким полностью его выдающихся свойств к оживлению персонажей. Как раз Пантелей Мелехов приносит настоящую меру достоверности в мир новой экранизации и стирает всякие удивления зрителя наподобие того, где же всё-таки в станице сады цветущие и отчего на этих полях, в случае если делать выводы по началу картины, арбузы созревают раньше подсолнухов?

Это всё мелочи, имеется достоверность высшего порядка – и носитель её, Пантелей-Маковецкий, говорит о неугомонной любви к собственной семье, о неустанных трудах по хозяйству, о вечном бушевании отеческой тревоги, нелепой по форме и святой по сути Поразительно интонационное и мимическое достаток актёра, он занимателен в каждое мгновение собственной экранной жизни. Но под стать ему разве Мирон Коршунов (Александр Завьялов, звезда Малого драмтеатра Льва Додина), папа Натальи.

В то время, когда Маковецкий и Завьялов играются сцену совместно («Поболтаем, сват» – «Не об чем» – «Значит, имеется об чём»), по душе разливается эстетическое счастье. Но оно разливается недолго, через чур уж большое количество в фильме приблизительного, вялого, скомканного, сыгранного без выражения либо хорошо, но не блестяще.

Отличие между актёрскими поколениями сейчас угрожает сделаться ужасной – юные храбрецы либо не имеют внутреннего мира, либо не могут передавать его перемещения.

К примеру, Аксинья – Полина Чернышова. В полной мере можно понять желание режиссёра не брать на эту роль признанную актрису (скажем, Елизавету Боярскую), а зажечь новую звезду.

Чернышова – красивая юная актриса, но поверить, что эта Аксинья разит насмерть собственной отвагой и женской привлекательностью, тяжело. Тут так как дело не в чертах лица, а в сокрушительной женской красоте, в этом властном «поди ко мне», с которым рождаются кое-какие дочери Евы.

Без этого нет Аксиньи, соответственно, что-то обрушивается в самой корневой совокупности «Негромкого Дона». Наталью, жену Григория, играется Дарья Урсуляк (любопытно, что и в экранизации Бондарчука эту роль игралась дочь режиссёра Алёна Бондарчук).

Вряд ли стоит упрекать постановщика за такую семейственность – а кого ему снимать, Надю Михалкову, что ли? Надю Михалкову имеется кому снимать. Дарья Урсуляк выполняет роль добросовестно и бережно, она, что именуется, на своём месте, но не более того.

И без того возможно сообщить о многих исполнителях – да, прилично, ничего себе, но не задевает, не поражает. А в вопросах экранизации освоение и распределение ролей имеют первостепенную важность.

И при неоспоримой удачи зритель признаёт это безо­говорочно – вот признаём же мы, что Анатолий Кторов идеально выполнил роль ветхого князя Болконского в «мире и Войне» Бондарчука? Либо Евгений Евстигнеев, доктор наук Преображенский в «Собачьем сердце» Булгакова – виделись вам когда-нибудь нарекания на эту актёрскую работу?

Жену Григория играется Дарья Урсуляк

В новом «Негромком Доне» имеется превосходно, прекрасно и хорошо сыгранные роли, но таких «полных ответов» нет. Но фильм идёт, Дон течёт, и сам движение очень способного шолоховского романа начинает захватывать внимание и заслонять эстетические несовершенства сериала.

Вступает тема неотвратимой смерти почвы, которая допустила в себя братоубийство и раздор, скрежещет неумолимый дьявольский механизм накручивания обоюдных обид, распрей и правонарушений. От сытого спокойного мира, где станичники ходили в роскошных дублёнках (кстати, одежды храбрецов сериала с иголочки и как словно бы только что выстираны и поглажены) и всех неприятностей было, что непутёвый сын стал на соседскую кралю заглядываться, мы ход за шагом приходим в хаос злого своеволия.

Он таился в самих казаках – и неспешно вышел наружу во всём безобразии, ужасе и позоре. А злое своеволие выпрастывается из человека наружу при любом сильном нарушении порядка. Увы, ничего другого из него наружу не выходит

Потому, что режиссёр сентиментален (в отличие от Шолохова и по большому счету русской советской литературы 1920–1930-х годов, посмотревшей в пропасти с космическим хладнокровием), в его изображении хаоса чувствуются теплота и душевность, которых у автора не было. Кроме того что-то назидательное проглядывает – наподобие как урок: ни в личной, ни в публичной судьбе нельзя метаться.

Женился бы Григорий на собственной Аксинье, бил бы красную гадину – и не погибли тогда бы ни хутор Татарский, ни почва Войска Донского, ни Русь-матушка. Что ж, и такая трактовка вероятна.

Каждая экранизация хорошего произведения додаёт ему строке в «послужной перечень», и книга может с гордостью заявить – «а меня снова поставили, опять экранизировали». Читателя прибавляется опять-таки

Вреда от нового «Негромкого Дона», значит, никакого. Не смотря на то, что, на мой взор, не интеллигентское это дело – Шолохова экранизировать.

Интеллигентское дело – «Врач Живаго». А чтобы с казаками свободно якшаться, особенную «жилку» нужно в организме иметь.

Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ

Негромкий Дон. 1 cерия (2015) Драма, экранизация @ Русские сериалы


Вы прочитали статью, но не прочитали журнал…

Читайте также: