Что такое научная революция?
Понятие научной революции приобрело особенную популярность по окончании выхода в первой половине 60-ых годов двадцатого века известной книги Томаса Куна «Структура научных революций», исходя из этого понятие научной революции довольно часто связывают с его именем, но сам термин существовал задолго до него. Подробная история развития представлений о научных революциях обрисована у И. Бернарда Коэна в книге «Революция в науке» (1985).
Принципиально важно, но, что чуть раньше Куна взяло распространение представление о «Научной революции», с громадной буквы, как об историческом ходе, на протяжении которого в Европе XVII века показалась классическая физика, физика Ньютона и Галилея.
© «Ньютон». Уильям Блейк, 1795. Тейт Британия
«Научной революцией» данный исторический период именуют вследствие того что на протяжении осуществившейся тогда трансформации знания не только появился новый тип естествознания, но изменилось само представление человека о мире. Мир прекратили осознавать как космос Птолемея и Аристотеля, замкнутый и сферический.
На смену этому представлению пришла мысль нескончаемого космоса, в котором существует множество других миров и звёзд, что не ограничен в пространстве и устроен совсем по вторым правилам, нежели космос Аристотеля. Другими словами мир начал представляться не как упорядоченное единство физических и духовных субстанций, а как совокупность механически взаимодействующих частей, связанных при помощи разных механических сил.
Распространение для того чтобы образа научной революции связывают с именем Александра Койре (1892–1964), что написал серию работ, посвященных становлению хорошего естествознания, и обширно применял наряду с этим термин «Научная революция» для описания событий, происходивших во время от Коперника до Ньютона. В частности, одна из статей Койре так и именовалась — «научная революция и Галилей XVII века».
В один момент данный термин был подхвачен и популяризирован британским историком науки Гербертом Баттерфильдом. Баттерфильд просматривал радиолекции в конце 40-х годов, в которых он показывал, что «Научная революция» XVII века стала тем процессом, на протяжении которого перевернулось представление человека о мире.
И важность данной трансформации намного превосходит значимость Восстановления либо Реформации.
Так, уже до Томаса Куна появилось представление о существовании в полной мере определенной «Научной революции», которая в будущем начала рассматриваться как модель и образец для интерпретации всех остальных. Конечно, появляется вопрос, что, например, интересовал Койре: было ли событие в Европе XVII века особенным и неповторимым либо же существовали и другие моменты, хорошие имени «Научная революция», в то время, когда вместе с трансформацией научной теории радикально изменялись отечественные представления о самой науке и мире (какие конкретно цели она ставит, чего желает достигнуть, какими совершенствами вдохновляется, что есть показателем хорошего научного изучения и без того потом)?
Не нужно на большом растоянии ходить, дабы указать на другой пример научной революции — появление эйнштейновской теории относительности и квантовой механики в начале XX века. Они значительно повлияли на представление о мире в целом. Но, быть может, были и многие другие?
И должны ли мы ожидать научных революций в будущем? За всей простотой таких вопросов прячется серьёзная неприятность исторического развития того знания, которое, по неспециализированному точке зрения, не должно зависеть от исторических событий.
Книга Куна во многом была весьма своевременной. Он начинал также как историк науки — его первая книга была посвящена коперниканской революции, но мы ценим его не за то, что он обрисовал распространения и историю появления коперниканской теории, а за то, что он внес предложение модель, при помощи которой мы можем трактовать разные исторические события.
Кун задал рамку, разрешающую искать показатели, по которым мы отличаем научную революцию от каких-то вторых трансформаций в науке.
И он связал революцию в науке с трансформацией парадигмы, другими словами с трансформацией образцов, методологических подходов, совершенств, каковые заложены в научном изучении.
В то время стало ясно, что мы можем и должны выделять различные уровни научной революции. Имеется более глобальные научные революции, каковые затрагивают науку в целом, в то время, когда параллельно с данной революцией изменяется представление о том, что такое научное изучение, как это происходило в семнадцатом веке.
Смогут быть локальные трансформации, в то время, когда появляется новая интерпретация известных явлений. Изменение науки не подчиняется только рациональным законам, громадно влияние и научного сообщества, которое борется за признание той либо другой схемы интерпретации явлений подобно политическим партиям, каковые борются за власть.
Кун, так, положил основание социологическому подходу к анализу развития научного знания.
Нельзя сказать, что до Куна не было подходов, каковые пробовали бы теоретизировать общий ход научного развития и внедрить в данный движение представления о сломе, что возможно назвать революцией. Действительно, прошлые представления о революции в науках значительно чаще были связаны не с трансформацией самой науки, а с рождением новой.
Это мы можем видеть на примере Канта. В предисловии ко второму изданию «Критики чистого разума» он обрисовывает, как математика, метафизика и физика выходят, как он выражается, «на столбовую дорогу».
Сперва в логике, позже в физике и математике происходят кое-какие радикальные трансформации, каковые делают эти дисциплины науками. В математике и логике это происходит совсем рано, в физике — во времена Галилея и Бэкона, в то время, когда ученые знают, как необходимо ставить вопрос и доходить к изучаемому объекту.
Тогда лишь и рождается верное научное познание. Кант осознаёт тут революцию как фундирующее событие, которое лишь делает науку наукой.
До этого мы можем сказать, что имеет место преднаучное, донаучное состояние, но не наука.
Чуть позднее появляется мысль того, что революция может происходить в самой науки. Как пример возможно привести не общеизвестные эпистемологические построения Антуана Огюстена Курно.
Мы знаем Курно как экономиста, автора известного равновесия Курно — Нэша, но в конце собственной жизни он занимался не только экономикой, но и философскими рассуждениями о науке и познании.
В частности, у него появляется мысль, что на протяжении развития науки существуют кое-какие моменты, в то время, когда научное знание перестраивается — или из-за появления каких-то новых данных, или по причине того, что появляется необходимость посмотреть на них по-новому, как на мозаику, которую мы встряхиваем и начинаем перекладывать по-второму. Процесс, в то время, когда новая теоретическая модель перестраивает и заново интерпретирует узнаваемые эти, Курно именовал научной революцией.
Он традиционно показывает на научную революцию в астрономии (переход от птолемеевой к коперниканской совокупности), революцию в физике, связанную с Галилеем, и, к примеру, на химическую революцию финиша XVIII века во Франции. Курно говорит, что последняя революция была крайне важной, потому, что изменение представлений об устройстве вещества по окончании Лавуазье повлекло изменение правил химической индустрии, другими словами теоретическая перестройка химии ведет к заметным последствиям для практики.
Так, Курно, пишущий работы во 2-й половине XIX века, формулирует идеи, каковые можно считать предшественниками концепции Куна. Курно пробует создать универсальную эпистемологическую модель, которая разрешала бы обрисовывать процессы изменения знания в различных науках, но его модели все же базируются на признании ведущей роли разума.
Не смотря на то, что теория Куна была воспринята с громадным энтузиазмом, недавние дискуссии, посвященные 50-летию выхода «Структуры научных революций», продемонстрировали, что, быть может, в Российской Федерации ценят Куна больше, чем на Западе. В частности, звучали беседы о том, что Куна мало просматривают и в действительности к нему редко обращаются.
Для нас это выглядит необычно, потому теория научных революций, переработанная в советских и русских книжках, стала фактически официальной.
Куна довольно часто осуждают историки. Они показывают, что радикального слома в науке, на что показывал Кун, не происходит.
В случае если слом вправду радикальный, то происходят трансформации самой модели научной деятельности. Соответственно, мы можем заявить, что или то, что появляется, или, напротив, то, что было до этого, по большому счету не есть наукой, как сложно назвать наукой астрологию либо аристотелевскую физику.
Нам непонятны задачи, каковые решает аристотелевская физика, потому, что они значительно отличаются от задач современной физики. Исходя из этого мы можем поставить вопрос, есть ли таковой тип интеллектуальной деятельности наукой в современном смысле.
В случае если это так, мы должны возвратиться к модели кантовского типа: у нас было преднаучное, донаучное, псевдонаучное знание, которое на протяжении радикальной перестройки делается наконец наукой. А трансформации должны именоваться каким-то вторым именем, не революцией, по причине того, что ясно, что переход от одной модели формирования геологических плит к второй и переход от замкнутого космоса к открытой Вселенной — это совсем несопоставимые процессы, мы не можем именовать их одним именем.
Тогда мы должны сказать о том, что у нас имеется радикальные перестройки, на протяжении которых рождается что-то, что мы именуем наукой, и имеется локальные смены теорий в того, что мы именуем научной парадигмой.
Иначе, теория Куна — это теория, которая осуждает позитивистские идеи развития науки, другими словами идею, что изменение науки рационально и направляться определенным правилам и логическим законам. Кун показывает, что рациональность ответственна, но не есть последним словом.
Окончательное слово остается за иррациональными элементами: приверженностью той либо другой научной теории, лояльностью, сменой поколений. Конечно, те, кто занимается позитивистской философией науки, пробуют возвратиться к поискам рационального компонента в смене научной теории.
Они желают продемонстрировать, что мы должны возвратиться к совершенному логическому описанию науки, показывать не только то, как наука начинается, но и как она обязана развиваться, что должно являться идеалом научного спора, научной дискуссии.
Для того чтобы рода логико-позитивистские подходы не очень популярны. Обстоятельство этого стоит искать в распространении социологического и исторического подходов к науке.
Мы скорее обрисовываем науку как элемент культуры, как элемент интеллектуальной деятельности, которая внедрена в исторический процесс, в среду социальных сотрудничеств. Задача, которая стоит перед исследователями, — обрисовать внедрение науки в социальные отношения.
Это более принципиально важно, чем выделить некие совершенные логические структуры, по которым наука в действительности не начинается и которым в собственном развитии не нужно.
Дарья Дроздова кандидат философских наук, старший учитель Школы философии НИУ «Верховная школа экономики»
Источник: postnauka.ru
