Как исправить могучую ошибку
Назначение режиссёра Андрея Могучего на пост худрука Громадного драмтеатра имени Г.А. Товстоногова (Петербург) многим показалось не через чур успешным, быть может, кроме того ошибочным.
И до тех пор пока что жизнь театра никак не обосновывает обратного.
В то время, когда разнообразные представители сферы «управления культурой» при СССР принципиально важно сидели на чугунных задах и «принимали пьесы», выискивая крамолу, то они, само собой разумеется, имели возможность очень многое сломать и надломить любую судьбу. Но наряду с этим они знали, чем руководят.
Они видели продукцию.
А на данный момент? Чем руководствуются власти, назначая того либо иного режиссёра руководить репертуарным театром?
Решения очень непрозрачны и делаются, по всей видимости, по чьим-то загадочным рекомендациям. Так в БДТ был назначен Андрей Могучий (до этого трудившийся в Александринском театре), и на театр надвинулась тень беды.
Во-первых, у режиссёра нет вкуса к терпеливой и усердной работе с актёрами, он до тех пор пока что не вырастил ни одного артиста, что имел возможность бы с гордостью сообщить – да, я актёр Могучего! Практически что любого персонажа его режиссёрских композиций возможно заменить либо убрать по большому счету.
Ему желательны совсем юные, не думающие на тему, в чем же они участвуют. А в БДТ огромная разновозрастная труппа, большое количество сильных артистов, жаждущих работы.
Во-вторых, у Могучего нет интереса к драматургии, он ставит по большей части «что-то». Это «что-то» в большинстве случаев апеллирует к вечности, другими словами нереально растолковать, для чего и для чего оно поставлено как раз на данный момент.
Это не редкость кроме того весьма интересно (не всё в театре нужно растолковывать), а не редкость воплощением претенциозного занудства. В любом случае Могучее экспериментальное новаторское «что-то» замечательно себя ощущает в зале на
200–300 мест.
А в реконструированном БДТ – 750 мест. И это не «новая» сцена, не «малая» сцена – это отвлечённый громадный театр, со своей историей, собственной природой, собственной воздухом, собственными правилами, амбициями и своими привычками.
И если вы утверждаете, что всё это нужно разламывать, то хотелось бы задать вопрос – во имя чего?
На этом месте режиссёры, не краснея, начинают нести театроведческую ахинею по поводу того, что новый театр обязан рождать новые смыслы. Как раз так – во множественном числе.
У кураторов так именуемого современного мастерства обучились, те также поминутно поминают таинственные «смыслы». Да хоть бы один-единственный суть был в их творениях, и за то бы благодарю, но почему-то новаторы смогут рождать лишь «смыслы».
Суть – никак не получается.
«Смыслы» новаторской режиссуры в том, что перед нами жалкое, неинтересное, ужасное и тщетное зрелище, не доставляющее ни мельчайшего эстетического удовольствия (за которым люди вообще-то и ходят в театр). Действительно, в большинстве случаев пытка продолжается недолго, часа полтора-два, и складывается из маленьких отрывков незнамо чего.
Актёры что-то бормочут на скорости (все в тёмном, конечно), а сейчас происходят различные мелкие фокусы. К примеру, человек восемь начинают крутить педали велотренажёра за спиной персонажа.
Либо ансамбль из людей в тёмном (обязательно в тёмном – это база любой новации) беспрерывно поёт вокализы. Либо рубят кочаны капусты.
Либо ещё какая-то ерунда, которую придумать возможно тонну за час, по причине того, что это не настоящее сценическое ответ, а произвол. Это так же легко, как исчиркать лист белой бумаги вместо того, дабы в том месте хоть что-то изобразить
Андрей Могучий начал с опаской, создав спектакль «Алиса» для Алисы Бруновны Фрейндлих. (Он идёт не на основной сцене, а в филиале на Каменном острове.) Это «что-то», сочинённое коллективом из трёх авторов по мотивам книжки Кэрролла. Не смотря на то, что шаткая литературная база приводила к у основной актрисы, представление, очевидно, пользуется повышенным спросом.
Порождаемые нелепым текстом «смыслы» публика прощает для великой дамы, которая сама по себе «суть», и счастье и радость. А если бы не Фрейндлих, наблюдать было бы не на что.
Но вот закончена реконструкция главного строения БДТ, и в нём состоялась новая премьера Могучего, спектакль «Что делать» по мотивам романа Н.Г. Чернышевского.
Зря неутомимый Эдуард Кочергин (великий живописец театра, трудившийся с Товстоноговым) хлопотал о лепнине, обивке кресел и занавесе, стараясь воссоздать добропорядочные интерьеры БДТ без привкуса новодела и халтуры! Ничего этого не требуется Андрею Могучему – ни занавеса, ни зала, ни кресел, ничего, ничего, ничего.
В «Что делать» он приказывает вздыбить центральный последовательность партера, остальные кресла по большому счету затягивает холстом, по причине того, что ему органически чужд, быть может, кроме того неприятен отвлечённый вид БДТ, все эти люстры, бархатные кресла, прекрасная коробка для производства отвлечённого наслаждения. Ему необходимы его 200–300 мест, какой-нибудь зальчик-трансформер.
Так так как это и предполагалось, Могучего прочили руководить Новой сценой Александринского театра – в том месте ему самое место. Чья же это злая, враждебная театру воля перенесла режиссёра в ненужный, чужой, быть может, и гибельный для него БДТ?
«Что делать» – вялая, без начала, кульминации и конца тягомотина с применением отдельных образов Чернышевского с малоизвестной целью. Начинает представление лицо от автора, которое пробует сделать вид, что оно способно вступить в диалог со зрителем.
Таковой по большому счету театральный человек в очках и шарфике, с фальшиво-интеллектуальными интонациями. Не нужен ни для чего и не так долго осталось ждать исчезает со сцены. Но, так сообщить возможно о любом элементе представления.
В нём нет храбрецов, нет мысли, нет огня – Чернышевского можно считать нехорошим писателем, но всё это у него было. Его книга противопоставляла бытовому укладу русской империи второй «поворот винта» – нравы будущего торжества социализма.
Без частной собственности, без классической семьи. Как к этому относиться сейчас?
Что думает режиссёр об идеях социализма, в случае если уж он вместо Чернышевского предлагает нам собственный творческий мир?
Не удалось осознать ничего. Беззащитная инфантильная игра с мелкими режиссёрскими фокусами (ну какие-нибудь осенние листья сгребают на сцене). Ни интеллектуального наслаждения, ни эстетического удовольствия.
Кругом все дремлют. Лишь критики открыли блокноты и что-то пишут
Спектакль разумеется провалился у зрителей, не смотря на то, что критики что-то извлекли из собственных блокнотов, какие-то объяснения происходящему. Не смотря на то, что, в случае если быть не критиком, а порядочным человеком, вправду любящим театр, нужно не словесные «балеты» плясать, извергая из себя тошнотворную демагогию про «новые смыслы», а признать очевидное.
Постановка Чернышевского – провал.
Тревожным показателем есть да и то, что Могучий не кличет на работу гениальных работоспособных режиссёров, каковые ставили в БДТ до него (Г. Тростянецкий. Г. Дитятковский, А. Прикотенко).
Предпочитает достаточно беззащитных дебютантов. Нехорошие, нехорошие симптомы
Ах, если бы в эту печальную историю с «человеком, попавшим не в том направлении» вмешались какие-нибудь феи и убедили Андрея Могучего уйти, пока не поздно, пока он не превратился из обаятельного авантюриста в озлобленного монстра! Так как руководству безразлично уровень качества работы, пьесы выходят, рецензии пишутся, галочки поставлены.
А ходить самим в театр, лично разбираться – никто не будет. И Могучей неточности не будет финиша
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
Как исправить неточность 1601?
