Лучше всех умел смеяться он сам!

Normal 0 false false false MicrosoftInternetExplorer4

Человек без второго замысла

Он стал храбрецом, шутя. Его имя приводит к улыбке у каждого, кто хоть чуть-чуть зацепил коммунистический период, независимо от пола либо национальности.

Сыгранные им роли вошли в «золотой фонд» советского кинемато­графа, а кое-какие стали масками — такими же характерными и узнаваемыми, как в итальянской комедии.

Но, множественное число тут вряд ли уместно, маской стала одна-единственная никулинская роль, в которой он был вечно органичен. Про него говорили — он человек без второго замысла.

Позволить себе такое смогут весьма немногие. В большинстве случаев второй замысел идет как психотерапевтическая защита.

Его же «защитой» были доброта и искренность.

Подмастерье у Карандаша

Никулин начал грезить об актер­ской профессии. Во второй половине 40-ых годов двадцатого века, в то время, когда ему было уже 25, решил рискнуть.

Но все попытки поступить в театральные институты закончились провалом. На втором туре ВГИКа режиссер Сергей Юткевич, набиравший курс, заявил: «Понимаете, товарищ Никулин, в вас что-то имеется, но для кино вы не годитесь.

Не тот у вас профиль, что нам нужен».

в один раз в газете он случайно заметил объявление о приеме в Студию клоунады при Столичном ордена Ленина национальном цирке на Цветном проспекте. И решил: «А чем линия не шутит?» И по окончании первого тура конкурса был сходу допущен к третьему, удачно сдал экзамен — и был принят.

Сейчас думается, что Никулин появился уже известным. В действительности путь к успеху был далеко не несложным.

Работа у великого Карандаша (Михаила Румянцева) по окончании окончания студии имела возможность бы принимать во внимание огромной успехом, если бы не сложный темперамент мастера. Минусов в «ученичестве» было чуть ли не больше, чем плюсов.

Никакой возможности для независимого развития. Строжайший диктат — темперамент у Михаила Николаевича был далеко не сахар…

В тридцать лет Никулин все еще осваивал «азы профессионализма» под чутким управлением Карандаша, старательно оберегавшего собственных помощников от постороннего «плохого влияния». Но в своих мемуарах Юрий Никулин не написал в адрес Карандаша ни одного нехорошего слова.

Он то ли не умел, то ли не желал не забывать нехорошее.

Уход Никулина от Карандаша был закономерен. Сначала совместно со своим партнером Михаилом Шуйдиным они появились в незавидном положении — лишились постоянной работы, а собственного репертуара в то время не было.

Новоиспеченную клоунскую несколько спас директор Столичного цирка Николай Байкалов. Он внес предложение им войти в организуемую в столице постоянную группу клоунов.

Действительно, за первый год работы несколько клоунов фактически никак себя не показала. Не было хороших новых реприз, не было броских выступлений.

В следствии руководство охладело к собственному проекту.

Помогали то случай, то знакомства — сперва Никулин с Шуйдиным с парой буффонад и несколькими репризами отправились в путешествие по циркам страны, позже попали к известному дрессировщику Валентину Филатову — он именно набирал постоянный коллектив для выступлений, позже трудились коверными в труппе иллюзиониста Эмиля Кио. Опыт мало-помалу накапливался.

Оказались новые номера, новые сценки. Фамилии «Никулин» и «Шуйдин» уже знали и ценили в цирковом в мире.

Действительно, публике они до тех пор пока мало что говорили.

Киношный дар

Известность принесло кино. Монах Патрикей в «Андрее Рублеве» Андрея Тарковского, военкор Лопатин в «Двадцати днях без войны» Алексея Германа, солдат Некрасов в «Они сражались за Отчизну» Сергея Бондарчука.

Красивые драматические роли, неоспоримая классика. Ну и, само собой разумеется, Балбес из известной гайдаевской троицы, Семен Семенович Горбунков из «Бриллиантовой руки», лейтенант Глазычев из фильма Семена Туманова «Ко мне, Мухтар!».

Никулин кроме того в самых проигрышных по режиссуре и сценарию картинах игрался прекрасно — у него был неоспоримый «киношный» дар. И профиль, кстати сообщить, был тот, что нужно.

Жаль лишь, что его драматический талант, к сожалению, не все имели возможность оценить по преимуществу.

Да, он обожал смешить людей, он видел в этом смысл жизни. Но… Как сам он достаточно горько пишет в собственных мемуарах: «Участие в фильмах помогло купить мне популярность.

Я прекрасно сознаю: зрители время от времени идут в цирк на программу с моим участием не чтобы взглянуть клоуна Никулина, а чтобы заметить артиста кино». Он имел возможность бы более обширно продолжить кинокарьеру, но не сделал этого, по причине того, что безусловно обожал цирк.

Отказывался от съемок, в случае если вследствие этого гастроли цирка выяснялись на грани, не отправился трудиться в Небольшой театр, не обращая внимания на то что Ильинский предлагал передать ему все собственные роли. Я задала вопрос его жену, Татьяну Николаевну: «Как вы думаете, что было бы, не произойди в жизни Никулина кино?» «Он бы, само собой разумеется, показал себя где-то еще, — говорит она. — Он обожал рисовать, грезил написать детскую книгу. Быть может, не будь кино, у нас появилась бы целая серия детских книжек с картинками автора — клоуна Юрия Никулина…»

Директор-талисман

Как-то раз он сообщил: «Когда мне исполнится 60 лет, я собственные клоунские ботинки вешаю на гвоздь». Так и сделал.

Ушел с манежа, как и планировал, практически сразу после собственного шестидесятилетия — он полагал, что пожилой, седой клоун способен вызывать у зрителей лишь сочувствие. Стал директором Цирка на Цветном проспекте и во второй половине 80-ых годов XX века возродил его заново, добившись полной реконст­рукции.

А позже еще восемь лет был его «стеной», талисманом, ангелом-хранителем.

Каким он был начальником? Совсем никаким с позиций классического управления. Не умел стучать кулаком по столу, с трудом имел возможность сообщить «нет».

Приходил на работу и в первую очередь брался за телефонные трубки — одному нужно было оказать помощь дотянуться лекарство, второму — решить вопрос с квартирой, третьему — устроить ребенка в санаторий, а кого-то хорошим словом и… новым смешным рассказом. В случае если кто-то из подчиненных появился виноват, ругать не умел.

Лишь разводил руками и приговаривал: «Ну что же ты!.. Ну как же ты так!..»

Сейчас перед центральным входом в строение Цирка Никулина на Цветном проспекте стоит скульптура: Юрий Никулин в собственном самом узнаваемом клоунском облачении около автомобиля из «Кавказской пленницы». И неизменно в том месте лежат цветы.

Их оставляют в память о человеке, над которым все так продолжительно смеялись. А вернее, вместе с ним.

По причине того, что лучше всех умел смеяться он сам, а также над собой.

Юрий Никулин о себе

Normal 0 false false false MicrosoftInternetExplorer4

Себя он обрисовывал : « просматривать на ночь книги, раскладывать пась­янсы, ходить к себе домой, управлять автомобилем. Обожаю остроумных людей, песни (слушать и петь), анекдоты, выходные дни, псов, освещенные закатным солнцем столичные улицы, котлеты с макаронами.

Не обожаю: рано подниматься, находиться в очередях, ходить пешком… Не обожаю, в то время, когда ко мне пристают на улицах, в то время, когда меня обманывают.

Не обожаю осень».

Неудачный опыт

в один раз в юные годы папа, писатель, актёр и режиссёр, привел Юру в цирк. Цирк его поразил, захотелось не смотря ни на что стать клоуном.

Первый опыт был неудачен. На детском маскараде он решил изобразить клоуна и отыскал в памяти, что в цирке они неизменно падали. В то время, когда подошла его очередь выступать, вошел в тут и комнату же грохнулся на пол. Никто не захохотал. «Я поднялся и опять упал.

Достаточно больно ударился, но опять встал и снова грохнулся на пол. Падал и все ожидал хохота.

Но никто не смеялся. Лишь одна дама задала вопрос маму: «Он у вас что, припадочный?»

Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ

Гарик Харламов, Тимур Батрутдинов и Демис Карибидис — Русские деловые партнеры за рубежом