Мужчины познают себя
Новый фильм Никиты Михалкова «12», взявший особого «Золотого льва» на Венецианском фестивале, на этой неделе показывают прессе. С 20 сентября он выходит в широкий прокат.
Это необыкновенная картина – и для восприятия зрителя, и для творчества Никиты Михалкова.
ДВЕНАДЦАТЬ старшего возраста и российских мужчин среднего, различной национальности, сложной судьбы закрыты в спортзале простой школы, соседствующей с судом. Тут и по сей день, среди атрибутов физкультуры, под гам и школьные звонки детских голосов, мужчины обязаны стать выше национальных предрассудков и личных пристрастий.
Они – верховный закон. Они – присяжные, и от их решения зависит будущее человека.
Американская пьеса «Двенадцать разгневанных мужчин» экранизировалась в истории кино два раза. Это – третий, русский вариант, написанный Михалковым в сотрудничестве с В. Моисеенко и А. Новотоцким (толковые юноши, сценаристы картины Звягинцева «Возвращение», которая взяла «Золотого льва» в 2003 году).
В сценарии очевидно сказался страдальческий опыт самого Михалкова в качестве главы Альянса кинематографистов России. Он всласть насмотрелся на то, что такое «русское собрание», с его патологической страстностью, непредсказуемостью, анархией, переменчивостью точек зрения, изматывающей нервы энергетикой раздора.
И эта «эстетика русского собрания» воплощена в картине блистательно.
Персонажи фильма – по большей части средние, простые люди, из тех, кто повседневно держит жизнь на плечах. Дело, по которому им нужно вынести решение, думается сначала несложным.
Один русский офицер подобрал на протяжении зачистки территории осиротевшего чеченского мальчика, привез его к себе в Москву, усыновил и занялся его воспитанием. В то время, когда мальчик Умар вырос, приемного отца в один раз нашли зарезанным, его военную пенсию – похищенной.
Деньги обнаружились у парня, отыскались и свидетели, слышавшие угрозы и якобы видевшие его в час убийства. Виновен – решают одиннадцать присяжных.
И лишь номер 1 (Сергей Маковецкий), какой-то необычный инопланетянин нравственного закона в русские дебри, негромко, кроме того помой-му со страхом, но с огромной внутренней твердостью возражает такому единодушию, таковой легкости ответа. Так как в действительности оно основано не на фактах, оно основано на чёрном, злом предубеждении: чечен не может быть невиновен.
Маковецкому разъяренно возразит храбрец Сергея Гармаша – таксист, человек толпы, человек сегодняшних настроений. Это крик пациент, озлобленной, униженной «русской улицы», в далеком прошлом готовой к фашизму, неосуществимому в современной России лишь только по обстоятельству энергетической ослабленности.
На нацизм громадные силы необходимы, а у нас их, слава Всевышнему, нет. Таксист кричит о чеченцах, для которых русские – это добыча, о заполонивших город приезжих, кричит о собственном кошмаре пред ними, о неизбывных исторических обидах.
Но пожилой лукавый и тут иудей (разумеется, из юристов) – Валентин Гафт – поднимается на сторону подсудимого: весьма уж неинтересное лицо было у юриста, не защищал он как направляться бедного чечененка. Слетает восточная дрема и с врача кавказского происхождения (Сергей Газаров) – такие больные, зацепляющие каждого пошли слухи И лишь жалкий, напыщенный, под «общечеловека» отлакированный телепродюсер, сын мамы – владелицы канала (Юрий Стоянов) никакой правдой интересоваться просто не в состоянии.
Потому, что на данный счет в Гарварде, где он обучался, им не получено решительно никаких руководств.
Присяжные начинают собственное расследование – потребовав материалы дела и в порядке игры реконструировав место и событие правонарушения. Аргументы обвинения рушатся друг за другом, по всему выходит, что чечененок, по всей видимости, невиновен, и все большее число присяжных поднимается на его сторону
Сталкиваются три «правды». Первая – личная действительно, исходящая из собственной жизненной истории, в которой любой играется по своим законам, имеет пристрастия и свои убеждения. Вторая правда – национальная.
В ней человек отождествляет себя с общностью и противопоставляет себя общности. Запекшийся на губах «человека толпы» не добрый кошмар национального унижения – это не шутка.
Это ежедневная реальность. Но над данной «русской правдой неприязни» расположена третья, последняя и основная правда.
Правда закона. Вина вот этого, данного, конкретного человека должна быть доказана без всякой связи с его личным характером и национальной принадлежностью.
Как ни относись к лицам кавказской национальности, в случае если вот данный конкретный чечен никакого правонарушения не совершал – он должен быть отпущен на свободу. В противном случае – кровавый кошмар, бойня и анархия.
В случае если русские желают выбраться из ямы национального унижения, они обязаны стать оплотом закона, порядка, справедливости. Взрастить в себе более высокую нравственность, продемонстрировать миру более привлекательные методы судьбы, более прекрасные стандарты поведения, чем их неприятели, оппоненты, критики и недоброжелатели.
Словом, нужно самим себя вытащить за волосы из болота, как барон Мюнхгаузен!
Сам Михалков в роли одного из присяжных, председателя собрания, бывшего офицера, в гриме Санта-Клауса (долгие седые волосы, борода), всю картину помалкивает. Его выход – финальный. В конце фильма именно он устроит жизнь к лучшему, не смотря на то, что сказочность финала сам же Михалков как режиссер и опровергнет последним, безоговорочно ужасным кадром
Уровень предъявленного в картине режиссерского мастерства чрезвычаен. Схватить намертво зрителя камерной историей, происходящей в замкнутом пространстве, без секса, мирным путем, без эффектов, без террора, мелькающими красивостями, на одной игре актеров и фейерверке режиссуры – это нужно мочь, и дело тут не только в прирожденном таланте.
Никита Михалков – это замечательная, динамичная, развивающаяся творческая совокупность, способная к постоянному обучению. Его композиционное мастерство (особенно расстановка фигур) и познание роли света в пространстве основано на пристальном долгом изучении живописи (отсылаю желающих к неповторимому проекту Михалкова – многосерийному авторскому фильму «Музыка русской живописи»).
Его умение менять настроения и атмосферы исходит из недюжинного эмоции (и знания) музыки. Он как никто может выжать из артиста, всецело его растормошив и раскрепостив, все лучшие силы.
Наконец, Михалков всецело усвоил и уроки новейшего кинематографа с его жесткими монтажными стыками и эффектными статичными замыслами, продолжающимися не более секунды (для того чтобы раньше у него не было). Безоговорочный зрительский успех картины всецело им заработан – а что касается нравственной революции в Российской Федерации, о которой, по всей видимости, все-таки грезит режиссер, ее не имеет возможности совершить кроме того самый распрекрасный фильм.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
Жесты уверенности. Жесты уверенного человека
