Щит на вратах царьграда
20–22 июня 2016 года в Петербурге уже в двадцатый раз прошла конференция «классическая филология и Индоевропейское языкознание», посвященная памяти доктора наук И. М. Тронского. В одном из докладов данной конференции Сергей Кулланда (Университет востоковедения РАН) и Александр Солька (Университет восточных античности и культур РГГУ) предложили новую интерпретацию известного рассказа «Повести временных лет» о щите князя Олега, что он установил на воротах Константинополя на протяжении похода 907 года.
Картина Ф. Бруни
Как сообщено в летописи, Олег сделал это «показоуа поб?ду», но в случае если обратиться к сведениям об обычаях викингов, возможно выяснить, что водружение щита у них вправду практиковалось, но служило знаком перемирия, готовности к переговорам либо мирной торговле. Первым сопоставил летописное известие о щите Олега с обычаями викингов узнаваемый историк Август Людвиг Шлёцер еще в 1805 году. Он привел как пример случай, в то время, когда символ перемирия был умной уловкой ютландских викингов:
«Император [Карл III Толстый], подобно Ахаву, принял его [вождя викингов Готфрида] как приятеля и заключил с ним мир; от обеих сторон были выданы заложники. Норманны сочли это хорошим предзнаменованием, и дабы не было сомнений, что мир их незыблем, по собственному обычаю высоко вывесили щит и отворили ворота крепости.
Отечественные же, не зная об их коварстве, вошли в крепость, одни для торговли, другие же осмотреть упрочнения. Норманны же, возвратившись к собственному простому коварству, спустили щит мира, затворили ворота и всех отечественных, вошедших вовнутрь, или убили, или связали металлическими цепями для выкупа» («Фульдские анналы»).
В 1925 году такое сопоставление сделал А. И. Ляшенко в статье «Летописные сказания о смерти Олега Вещего». Но эти предположения не были приняты вторыми историками, исходя из этого авторы нынешнего доклада собрали новые доводы в их пользу.
Дальние походы викингов в разные государства Европы осуществлялись как с военно-грабительскими, так и с торговыми целями. торговли и Связь войны, в случае если мы обратимся к старой истории, выясняется куда более тесной, чем возможно было ожидать. И морская торговля, и пиратские набеги в древности принесли славу финикийцам.
Отражается эта сообщение и в языке. К примеру, к одному индоевропейскому корню относятся хеттское слово la??- ‘поход , путешествие’, древнеирландское laech ‘солдат’, санскритское lotra ‘добыча, награбленное добро’, латинское lucrum ‘польза, прибыль’, готское laun ‘вознаграждение, оплата’.
В одном из заклинаний Атхарваведы всевышний Индра назван «торговцем», близкий по функциям к Индре Рудра имел эпитеты «господин воров» (stenanam pati) и «торговец» (va?ija).
Германский всевышний Один (Вотан), что был всевышним мужских альянсов и воинских инициации, кроме этого считался покровителем торговли, исходя из этого латинские авторы отождествляли его с Меркурием. Тацит в труде «О происхождении германцев» писал: «Из всевышних они больше всего чтят Меркурия и вычисляют должным приносить ему по известным дням в жертву кроме этого людей» (пер.
А. С. Бобовича). Показательно, что сутки всевышнего Меркурия – среда (франц. mercredi), в германских языках начал называться днем Вотана (нидерл. woensdag, англ.
Wednesday).
Известный торговый альянс северонемецких городов назывался Ганза (Hanse). В средневерхненемецком языке это слово было нарицательным и обозначало торговую гильдию.
В случае если же мы обратимся к монументам готского языка, то найдём, что в нем слово готского hansa изспользовалось для передачи греческого ?????? и латинского cohors ‘воинское подразделение, когорта’.
Раз викинги были и солдатами, и торговцами, им было нужно каким-то образом затевать общение с местными обитателями, дабы приступить к торговле, но обитатели, не понаслышке опытные о грабительских повадках викингов, вряд ли проявляли громадную готовность к коммуникации. Исходя из этого сложился обычай применять символы, информировавшие о намерениях прибывших скандинавов.
В случае если на мачте корабля поднимали белый щит, он означал мирные намерения, желание торговать. В случае если же викинги желали кинуть вызов, он устанавливали красный щит.
К примеру, в саге об Эйрике Рыжим имеется описания двух встреч викингов и скрелингов (индейцев либо эскимосов), на протяжении одной из которых был поднят белый щит: «И в один раз рано поутру, оглядевшись, они заметили множество кожаных каяков, и с судов махали палками, шумевшими подобно цепам, крутя их посолонь. Тогда сообщил Карлсефни: «Что бы это означало?».
Снорри Торбрандссон ответил ему: «Быть может, это символ мира; заберём белый щит и двинемся им навстречу». Так они и сделали…» (Глава 10).
В следующие главе говорится, что при атаке скрелингов викинги вышли им навстречу уже с красным щитом. В современном норвежском языке имеется устойчивое выражение det rode skjold «вызов, кинутая перчатка», в буквальном переводе «красный щит».
Так как целью похода Олега на Константинополь было заключение контракта о торговле (чего в итоге он удачно добился), в полной мере ожидаемо, что Олег имел возможность поднять белый щит на мачте. Позднее же, в то время, когда обычаи викингов забылись, это воздействие взяло у летописцев другую интерпретацию и начало трактоваться как демонстрация воинской силы.
То, что в летописях щит поднят не на мачте корабля, а на воротах, быть может, разъясняется влиянием ветхозаветного текста о городе Тире: «Перс и Лидиянин и Ливиец пребывали в войске твоем и были у тебя ратниками, вешали на тебе шлем и щит; они придавали тебе величие» (книга пророка Иезекииля 27, 10).
Источник: Максим Руссо polit.ru
Отечественный щит на вратах Цареграда. Стамбул (Константинополь). Часть 1
