Цой умер
15 августа, в сутки двадцатилетия со дня смерти Виктора Цоя, по всем каналам ТВ прошли фильмы о нем и записи его концертов. А чуть раньше на выборгском фестивале «Окно в Европу» был продемонстрирован Игла и фильм «Рашида.
Ремикс» – обновленный вариант его известной ленты «Игла». Так что же, вправду «Цой жив»?
Разрешите сообщить собственный вывод.
За эти двадцать лет Цой новых песен не пел, а журналисты уникальнее не стали. Так что говорилась все та же жвачка про «последнего храбреца», шагнувшего из разбитого авто прямо в бессмертие…
А Нугманов (в далеком прошлом убывший во Францию), тот и вовсе совсем выпал из русского контекста. Для его подновленной видеочепухой «Иглы», которая хороша сама по себе как документ собственного времени и не испытывает недостаток в «ремиксах», тут нет аудитории.
Однако наблюдать на Цоя, отдыхая от приевшихся телевизионных лиц, было приятно. Он не надоедает.
Вспомнилась юность, середина 80-х, в то время, когда хорошее настроение было – годами Бойцы «красной волны русского рока» пришли похоронить обветшавшую лицемерную империю и начать новую судьбу. Это было настоящее войско.
Быть с ними в одном зале означало участие в великой битве.
Солдаты русского рока, фантастически гениальные, поразительно скоро развивались творчески. За год выдавали столько песен, сколько вторым хватило бы на всегда.
Бренчавшие в подвалах одновременно собирали стадионы. Мальчики из квартирных тусовок преобразовывались в храбрецов, призванных поменять порядок вещей и спасти собственную почву.
Виктор Цой в данной битве не был ни последним, ни единственным храбрецом. На рок-фестивале 1985 года никто бы не опознал в красивом подвижном мальчике, одетом, кстати, в красную рубаху, будущую «тёмную звезду» с загадочным глухим голосом пророка.
Всего через два года на сцену ленинградского Дворца молодежи вышел тот Цой, которого ожидали-поджидали будущее, смерть и слава. Из неизвестно-красивого восточного личика прорезался чеканный лик.
Голос зазвучал ниже, глуше, больше, словно бы шел к нам через долгий подземный ход. Изысканная летящая диагональ профиля, грация тёмной пантеры, поразительная фотогеничность А красной рубахи уже быть не имело возможности – красный цвет отошел к Косте Кинчеву, и «алисоманы» были видны в городах за версту по дикому взгляду и соответствующим шарфам.
Как раз в творческой полемике с Кинчевым и «Алисой» сформировался канонический стиль Цоя – тёмный силуэт, трагическое бесстрастие и статичность в противовес буйству красного, бешеной энергии и театральности Кинчева. «Мы совместно!» – зажигал Костя. «Все говорят, что мы в месте, все говорят, но немногие знают в каком», – усмехался Цой. Он был младше Кинчева в действительности, но в творчестве выяснялся как словно бы старше, умелее, без горячечных иллюзий.
Словно бы знал, что погибнет в сражении. Через много лет повзрослевший Кинчев великолепно споет цоевскую песню «Я ожидал это время – и вот это время пришло», с глубоким уважением к павшему товарищу-бойцу…
Таковой стремительный, как у Цоя, творческий рост вероятен лишь в здоровой, насыщенной творческой среде. В то время, когда люди зажигаются друг от друга, в то время, когда имеется настоящая борьба, настоящая борьба за аудиторию.
В то время, когда у тебя справа «Алиса», слева «Наутилус», в первых рядах «Аквариум», сзади «ДДТ», а около еще восемь-десять гениальных коллективов с замечательными фаворитами (Гарик Сукачев, Петр Мамонов, дядя Федор Чистяков, Майк Науменко!) – тут не расслабишься. Не вылезешь, как на данный момент, с одной-двумя песенками морочить народ.
И таковой плотной, вдохновляющей среды на данный момент нет нигде, ни в одном виде мастерства. Это было лишь тогда и лишь с этими ребятами.
Сейчас «красное войско» русского рока разгромлено. Ужасающее количество могил – в том месте, где бурлила жизнь, где кипело настоящее творчество.
Такое чувство, что парни заклинаниями и своими криками разбудили подземные силы, каковые их же и стёрли с лица земли. Первым пал провозвестник «времени колокольчиков» очень способный Башлачев.
Вторым – Цой. И – пошло-отправилось
«Смотри за собой – будь осмотрителен», – давал предупреждение себя Цой, но сам осмотрителен не был. Резкая смена образа судьбы, в то время, когда вместо бренчания по квартирам человек начинает вести тяжелое существование опытного певца, к тому же в условиях самодеятельного шоу-бизнеса, была губительной.
Смерть Цоя была еще и предупреждением о несбыточности надежд на новую светлую жизнь по окончании похорон империи. (Как смерть Сережи Бодрова в 2002 году предотвратила о тёмной катастрофической сути «гламурных» нулевых годов.) И всего через несколько лет русскую песню накрыло мутной уголовной волной ужасного шансона. Все сделалось такими мерзким, слова так опошлились, а фигура певца стала таковой недорогой, что нынешним всегда хихикающим парням и не представить себе, что возможно выйти на сцену в 25 лет и спеть собственными словами, гордо и нормально, о смерти и любви – высоко подняв голову.
Но так как было, было! Был мальчик из Купчина, самоучка, «пэтэушник», как неуважительно говорили тогда, одетый в жалкие обноски.
Но носил их с неподражаемым преимуществом. Он и в глаза не видел настоящего рок-концерта, а развился в самобытного, безупречно стильного артиста, у которого имело возможность бы быть полнозвучное будущее.
Эх, куда деться от этого вечного русского эмоции полынной печали на губах, ощущения несчастья, неудачи, прерванного полета! Если бы Цой был жив, если бы все парни того времени были живы – как в противном случае смотрелась бы отечественная культура, да и отечественное общество.
Но Цой погиб, вот в чем дело. И тогда, 15 августа 1990 года мы не придумывали приторных преданий про прекрасную смерть последнего храбреца, а тупо плакали и выли от отчаяния и горя
Позже стали жить дальше.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
ВИКТОР ЦОЙ ЖИВ!
