Деньги, любовь и другие кошмары
Хороший случай: я провинциал, в Москве на трое суток. Куда бы пойти?
Разглядываю театральную афишу. Возможно, театр и начинается с вешалки, но театральный зритель начинается с чтения афиши. Но таинственная это вещь – столичная театральная афиша!
К ней проводник нужен, по-древнему выражаясь – толмач, дабы растолковывал написанное.
ЧМИТАЮ: в театре имени Вахтангова премьера. «А.Н. Островский. «Везде деньги, деньги, деньги» Вот беда-то какая – Островского я обожаю страстно, писала о нем и все пьесы драматурга просматривала по многу раз. Нет у него таковой пьесы –
«Везде деньги, деньги, деньги» Не имел возможности он забрать для заглавия разухабистую строке малоизвестного ему шансона («везде деньги, деньги, господа, а без денег жизнь нехорошая, не годится никуда»). В пьесах Островского именно не «везде деньги», а деньги находятся на строго положенном месте.
Имеется у его заветных храбрецов и более серьёзные вещи – Всевышний, совесть, любовь, ответственность за семью. Исходя из этого пьесы Островского и собирают полные залы сто двадцать лет спустя по окончании смерти автора (Островский погиб во второй половине 80-ых годов девятнадцатого века)
Позвонила в театр. Оказывается, это они так замаскировали комедию Островского «Тяжелые дни». Прекрасную хорошую комедию из судьбы Замоскворечья.
Придумать такую «клюкву» – «Везде деньги» Нет, не отправлюсь. Ничего хорошего очевидно не замечу.
Вот реклама во всю стенку: «Вольный стрелок Кречинский». Какой-то продюсерский центр.
Ясно, у каждого продюсера собственные представления о красивом. Это, значит, «Свадьбу Кречинского» А.В.
Сухово-Кобылина немного улучшили. Весьма интересно, из-за чего – в случае если создатель погиб и так лишен возможности дать в глаз, его пьесы возможно кромсать и переименовывать, как кому-то в голову взбрело?
Из-за чего люди, утверждающие, что они режиссеры, есть в праве на все, а создатель – ни на что?
В театре имени Станиславского – также премьера. «А.Н. Островский. карты и Любовь». И таковой пьесы мы у драматурга не знаем.
Это, возможно, «Последняя жертва», которая идет в Москве везде, но под своим именем лишь в Малом театре. В театре «Ленком» – как «Ва-банк», в театре Станиславского – как «карты и Любовь».
В бессмысленно-энергичном заглавии неудачного спектакля Марка Захарова хотя бы нет пошлости. Но уж за наименование «карты и Любовь» нужно если не убивать, то очень сильно ранить.
Неужто ухо не режет столь возмутительная дешевка?
Любовь – одно из главных слов Бытия, как раз исходя из этого с ним направляться обращаться с опаской и не допускать профанации, обесценки от потребления всуе. Сам Островский, сколько бы ни писал о любви, забрал это слово в наименование лишь ОДИН РАЗ («Поздняя любовь», 1873 год).
Отправились дальше. В театре «Сатирикон» – «Страна любви».
Это всего-навсего в полной мере приличная «Снегурочка», поставленная К. Райкиным хоть и в стиле MTV, но с сохранением всего текста Островского, практически без купюр. Для чего же тогда переименовывать пьесу?
Опасаетесь, что зритель на «Снегурочку» не отправится, а на «Страну любви» побежит сломя голову? Все это плохо наивно.
Выдает отчаянные психозы театральных людей, каковые уж не знают, что и придумать, чтобы заманить зрителя.
А не нужно нас заманивать. Мы битые-перебитые, отравленные-перекормленные театральной низкокачественной продукцией , и нас этикеткой не заберёшь. Нас возможно поразить лишь хорошей работой. Вот не грех и у Островского поучиться. Человек написал сорок девять пьес.
Большая часть из них шли при его жизни и по окончании его смерти, всегда, неизменно. Более 150 лет это самый популярный драматург. Ясный и понятный, как солнце, – и наряду с этим ни при каких обстоятельствах не подстраивавшийся под сиюминутные вкусы собственного времени.
Мало ли какая мода была на дворе – Островский на это не реагировал по большому счету. И что же?
Кормит театр до сих пор – вы посмотрите афишу хотя бы столичную, подсчитайте и ахнете.
Островский дает работу актерам, материал для издевательства – режиссерам, пищу для сердца и ума – зрителю, деньги – казне. Но он погиб, наследников нет, и обезопасисть его, выходит, что некому.
Исходя из этого любой бойкий невежда проходимец может его пьесу переименовать, переделать, вписать в том направлении собственный, может обессмыслить текст собственными постановочными «находками». И никто не смей и возразить – в противном случае ты душитель свободы, ретроград, мракобес!
Какие-то необычные нравы воцарились в театре. К примеру, в мастерстве выполнения музыки имеется на данный момент авторитетное и популярное направление, именуется – «аутентичность».
Это указывает: произведение автора кроме того, что исполняется совершенно верно так, как написано, но еще и на тех же инструментах, что были при жизни автора! Не допускается никаких позднейших изобретений!
Играетесь Моцарта – так извольте ровно на тех инструментах, что были при Моцарте А сейчас представьте себе, что вы приходите на концерт в филармонию, а к вам выходит полуголая женщина, говорит: «Моцарт. Симфония тара-ра, та-ра-ра-рум», и после этого оркестр из трех электрогитар и баяна начинает играться симфонию №40, производя целые и такты музыкальные фразы.
Представили? Не может быть, рассказываете?
Но это происходит – лишь не с композиторами, а с драматургами – ежедневно в драматическом театре, причем на самых прославленных сценах, кое-какие кроме того именуются «отвлечённые». Ну, в случае если «академия» – это второе имя «борделя», спорить не буду
Создатель на современной сцене полностью беззащитен, и нет ему защиты. А из-за чего, фактически?
Из-за чего Островского, «Боженьку» русского театра, чье имя – гарантия хорошей работы для десятка поколений зрителей, некому обезопасисть? А из-за чего бы, фактически, какому-нибудь зрителю не подать в суд на театр, что вводит в заблуждение потребителей, переименовывает, извращает хорошие пьесы?
Может, это отрезвило бы одуревших от «свободы» театральных деятелей, и вместо жалкой коммерции они занялись бы чем-нибудь хоть отдаленно похожим на старое и красивое мастерство театра.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
Ночные кошмары
