Милый палач
Начнем с того, что ни о какой любви в этом спектакле нет и речи.
А имеется вот что: один господин, смолоду нагулявшись, затеял организовать семью. С юной чистой девушкой.
Дабы, значит, и себя самого переписать заново. С чистого страницы.
Но вот какая незадача: юная, чистая, неопытная женщина нежданно начала взрослеть. И показались неприятности…
Казалось бы, к чему режиссеру браться за историю, которая думается абсурдной? И в случае если видел Лев Толстой в вопросах пола «сосуд греха», а ты с ним, с автором, не согласен, так и иди себе мимо.
Не нравится — не ставь.
Нет, охота, видно, Льву Николаевичу доказать, что он был, простите, дурак. А я — умный.
А всего-то для этого и требуется усекновение философии, психологии, мучительной переоценки собственной прожитой судьбе, ужасного разочарования.
Фактически, как раз так и сложилась инсценировка толстовской «Крейцеровой сонаты» у режиссера Антона Яковлева. Все, что составляло сущность и суть вещи, отсечено, катастрофа ревности упразднена — и что мы приобретаем в сухом остатке?
Да практически анекдот про то, как храбрец, патологически себялюбивый самолюбец, очень сильно огорчился от того, что супруга его не вписалась в вымышленный им образ совершенной семьи. Да так, что грохнул ее, дабы сама не мучилась и его не мучила.
Фактически, на этом и возможно было бы закончить рассказ о спектакле МХТ по Толстому, кроме того не вдаваясь в подробности про скудную режиссуру… Но!
Режиссер спектакля сделал движение конем, что в следствии поставил всякому злобному критику мат и шах. По причине того, что главным художественным ответом этого спектакля, вне всяких сомнений, стало приглашение на роль Познышева Михаила Пореченкова.
Того самого, которого стар и млад знают как агента нацбезопасности Леху и ведущего телепрограммы «Кулинарный поединок». Чуть меньше — как злодея «академика» из сериала «Ликвидация», еще меньше как Мышлаевского из «Полония и» Белой гвардии из «Гамлета» в МХТ.
И уж совсем немногие — по большей части петербуржцы — как весьма хорошего характерного актера из театра имени Ленсовета.
Но, фактически, какие конкретно работы Пореченкова ни вспоминай, — в театре ли, в кино ли, — ничто не хоть намеком дало бы основания предположить в нем храбреца «Крейцеровой сонаты».
Словом — это как раз режиссерское ответ. Храброе, неожиданное, гениальное.
Как раз Пореченков — и основная «приманка» этого спектакля, и его фундаментальное преимущество, и его концепция. По причине того, что кроме того его в полной мере ясные партнерши — Наташа Швец (Лиза) и Ксения Лаврова-Глинка (Полина) — погоды в этом спектакле не делают.
Познышев-Пореченков снаружи — обычный сангвиник. И потому, в то время, когда он начинает собственный повествование, думается, что это обычный вагонный разговор для времяпровождения из серии «а вот с моим втором какой казус приключился».
Приятные манеры, ровный голос, дорогая щекотливая ухмылка. Этакий культурный провинциальный земский доктор.
Какое-то время человеку, незнакомому с толстовским сюжетом, вправду может показаться, что все это Познышев не о себе говорит, — так «объективно» звучит его рассказ о человеке, что с юных лет как начал вести «плохую судьбу», так и вел до лет в полной мере зрелых.
Но неспешно повествование получает лихорадочное звучание. Лихорадочное, возбужденное состояние рассказчика отражается и в без причины экзальтированной манере поведения юной Лизы, и в бурных эмоциональных проявлениях ее сестры Полины.
Да и сам влюбленный и новобрачный Познышев — уже и не влюбленный (да и был ли), и не новобрачный. Он уже все заранее знает, и оценки все заблаговременно уже выставил. И основное, он себя в далеком прошлом уже и оправдал, и забыл обиду.
Потому, что бывшая невеста, а сейчас ненавистная супруга жестоко разочаровала этого господина.
И не нужно сказок про ревность, про Отелло и одураченное доверие. Не было никакого доверия.
Как не было никакого Отелло. «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать» — вот что было.
Пореченков играется целый спектакль как самооправдание собственного храбреца. По всей видимости, что-то все же угрызает его, в случае если ему опять и опять в обязательном порядке нужно повторять рассказ о том, как он был прав, как добропорядочны были его помыслы.
И как эта подлая все сломала и растоптала.
Для Льва Толстого действительно стоял вопрос о ревности и об измене. автор, маниакально озабоченный нравственной догмой, убедил себя (и пробовал убедить всю землю), что жизнь и сексуальное желание пола смогут быть оправданны только задачами деторождения. Для Познышева-Пореченкова все куда более конкретно: «Она обязана быть таковой, какой я себе ее назначил».
Да и то, что была (либо стала) второй, равнозначно правонарушению. Так страшному, что наказание возможно лишь одно: казнь.
Да-да, как раз казнь, а не убийство в состоянии аффекта, из ревности, по страсти.
И все его россказни о виновности жены — как сейчас принято сказать — «отмазы».
Познышев в этом спектакле — палач. И как любой палач жаждет оправдания: «работа у меня такая», «кто-то же обязан»…
И как раз благодаря данной замечательной актерской работе спектакль все же оказался. Оказался про то, чего в сегодняшней нашей жизни навалом. Про людей, для которых по большому счету не следует вопрос «тварь ли они дрожащая?».
Но четко, раз и окончательно выяснено, что «право имеют». Преспокойно отказывая в этом праве кому-либо, не считая себя.
В действительности, ничего общего с Толстым.
Но все равно страшно.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
Сансон Эдуард Радзинский Ежедневник палача Просматривает Павел Беседин
