Неопубликованное интервью михаила пуговкина
Сказать о том, кто таковой Михаил Пуговкин, излишне: его знают, ценят и обожают люди не только моего поколения, но и нынешняя молодежь, и представители глубоко преклонного возраста.
В своё время мне удалось забрать у Михаила Ивановича пара интервью, но в сутолоке папку с ними куда-то затерял. Очень сильно переживал.
Но тут произошло чудо: при переезде на новую квартиру папка нашлась. Эйфории автора не было предела: Михаил Иванович такой интересный, содержательный, комичный, информированный и открытый собеседник, что не поделиться с читателем услышанным было бы для автора громадным грехом.
И без того, как это было:
— Бери две бутылки белого сухого вина, и начнем вспоминать, — категорически условился метр.
Я, само собой разумеется, не спорил.
— Михаил Иванович, кроме того не знаю с чего начать: столь насыщенно Ваша мирская и творческая судьба. Может, Вы посоветуете? Так как Вы неоднократно говорили, что приобретаете от нас, зрителей, громадный заряд энергии.
Давайте с этого и начнем? Не против?
— Лишь за. Я из крестьян в прямом смысле.
В деревне Рамешки, Ярославской области, где я появился, родители ни при каких обстоятельствах бы не поверили, что их Минька (так меня кликали дома. – М.С.) когда-нибудь станет заслуженый артистом, о котором определит вся страна.
Не смотря на то, что односельчане и друзья на сенокосах в то время, когда на протяжении перекуров я строил им всякие забавные рожицы, прочили мне: «Быть тебе, Минька, артистом!». Те слова были пророческими, меня приглашали на деревенские праздничные дни, свадьбы, где я с радостью смешил гостей, плясал цыганочку, барыню, просматривал басни и т.д.
Все это я считаю самой начальной зрительской энергетической подпиткой собственной будущей профессии. Так было до самого начала войны.
— А как встретили войну?
— В июле 1941 года, добавив себе год, ушел на фронт. В первой половине 40-ых годов XX века, в августе под Ворошиловградом, был не легко ранен в ногу.
Началась гангрена.
В полевом госпитале консилиум решил: «Отрезать!».
Я взмолился перед главным врачом: «Врач, отрежьте, что желаете, но сохраните ногу, мне в противном случае никак запрещено: я так как в мирной судьбе артист!»
И произошло чудо: основной врач меня услышал, и началось терапевтическое лечение, продолжительное, мучительное, болезненное, но ампутации я избежал.
готовься терпеть любую боль, но только бы исцелиться на двух ногах.
В то время, когда стало быть может, меня послали из полевого военного госпиталя в Москву. Добирался продолжительно, более двух месяцев.
Не легко было, больно.
на данный момент во все это тяжело поверить, но мне через все довелось пройти. Видно, Господь в момент моего рождения, положил собственную ладонь на мою макушку.
Либо все токмо волею главного врача.
— Что бы ни было, но основное, что будущее сохранила для поколений великого актера. Как Вас приняла военная творческая столица?
— Сходу, без всякого блата отправился, хоть и с тросточкой, в Столичный Театр (на данный момент театр им. Маяковского. – М.С.).
В том месте уже трудились такие звезды как Валентина Серова, Ростислав Плятт, главным режиссером служил заслуженый артист России Николай Горчаков и т.д.
Вот так я из окопов неожиданно был на одном из самых броских творческих небосклонов театральной столицы.
В театре тогда репетировали пьесу «Москвичка». Сюжет несложной: юноша возвращается с войны, а его женщина заявляет ему: «Душа у тебя, Петька, ничего, добропорядочная, но лицо, определенно, не то».
Главного храбреца репетировал красивый мужчина Николай Литвинов, которого неудачно пробовали загримировать под курносого.
Заметив это, глава по делам искусств Храпченко буркнул: «Для чего из прекрасного артиста делать Квазимоду? У вас же имеется уже один его и гримировать не нужно!»
Так я получил роль в театре, а заодно первую творческую чёрта. После этого их было большое количество, но кроме того на данный момент мне тяжело сообщить – что ближе сердцу: театр либо кино, где я скоро начал сниматься Кино, по-моему, пересилило.
— Уверен, что большинство зрителей знают Вас и обожают именно по киноролям. Давайте и о кино.
— В первой половине 40-ых годов двадцатого века я снимался в фильме «Генерал-фельдмаршал Кутузов», игрался молодого воина Федю, что погибает на протяжении Бородинского сражения.
Умирая, Федя сказал приятелю: «Семен, отпиши матушке моей, что сын ее не Всевышнему душу дал, а пузо собственный положил за Отечество»
Фильм взглянул Сталин и сообщил режиссеру Петрову, поставившему «Петра Первого»: «Эпизод с умирающим воином будет вызывать у народа сострадание. А на данный момент времена тяжёлые. Не нужно это показывать». Так и не продемонстрировали: эпизод вырезали, но дали грамоту.
Вот так я «лично пообщался» с великим вождем.
— Легко отделались. Не скрою, Михаил Иванович, мне не терпится задать Вам вопрос о фильме «Свадьба», что, на мой взор, окончательно останется Олимпом Советской и русском комедии.
Как Вы вычисляете?
— Фильм снимался в первой половине 40-ых годов двадцатого века и был для меня сложным, не смотря на то, что роль моя была бессловесной, заключалась в нескольких эпизодах, состоящих только из танцев.
На фоне таких корифеев как Алексей Грибов, Эраст Гарин, Сергей Мартинсон, Зоя Федорова, Вера Марецкая, Фаина Раневская, Михаил Яншин, какой-то Пуговкин неизвестный смотрелся кроме того нелепо. Тем более, мне было всего-то двадцать лет.
Да, фильм весьма популярен, но мало кто знает, что на съемки я приехал еще с открытой раной на ноге. Так с ней и плясал: уж весьма хотелось сниматься.
На протяжении съемок оператор остановил съемку, т.к. увидел на моей штанине кровавое пятно: дала знать о себе рана на протяжении пляски.
Отказываться от съемок я категорически отказался. Позвали медиков.
Рану обработали, снова перебинтовали и я, сцепив зубы, еще более увлечённо доиграл сцену. Такое может лишь сделать человек в 20 лет
Эраст Гарин в собственных мемуарах кроме того положительно отметил и данный эпизод, и меня, молодого актера Михаила Пуговкина. Я был наверху счастья
Затем меня стали приглашать на съемки. Как-то снимали мы в Лиховом переулке. Была зима, холодно.
Ко мне подходит Михаил Яншин и говорит: «Миша, вот тебе портфель, ночной пропуск по Москве, моя шуба, давай беги в буфет ВТО, он до 3-х ночи трудится».
Приходилось спешить в буфет ВТО, набирать водки, тащить ее на съемочную площадку сотрудникам, на что Яншин мне как-то сообщил: «Слушай, Пуговкин, не знаю, каким ты станешь артистом, но вестник ты уже очень способный!»
Из уст самого Яншина и такая похвала для меня была как правительственная приз.
— А как Вы попали в Школу-студию при МХАТе?
— Забрал и пришел. Открыл дверь и очумел: в приемной рабочей группой на меня наблюдали заслуженый артисты Качалов, Тарасова, Прудкин, Грибов, Москвин, Хмелев и т.д.
Москвин посмотрел мои документы и изумился: «У вас, батенька, всего три класса сельской школы!». Я сбиваясь, краснея и тушуясь коротко поведал собственную биографию. Мне внесли предложение что-нибудь прочесть.
Прочел басню «повар и Кот». В комиссии захохотали. «Я еще могу», — без шуток начал было я. Захохотали еще громче.
В общем, меня приняли.
Иван Михайлович Москвин весьма тепло ко мне относился, я же его обожал. Это имело и внешние показатели, к примеру, поддевку Москвина, в которой выступал лишь он, костюмерам было разрешено выдавать не считая него только мне.
Это было верхом доверия.
— Сейчас пара слов о вашей работе в одном из первых сериалов про Ивана Бровкина
— Роль Захара Силыча, бывшего моряка (я, кстати, всю жизнь также страстно грезил быть моряком) писалась для Бориса Андреева.
Но внесли предложение мне. Я тут же позвонил Андрееву и говорю: «Тут роль для Вас в «Бровкине» написана, а предлагают ее мне»
«Ну, Миша, для меня это не роль, я такие уже давно переиграл. Бери себе, дарю», — пробасил тот.
Снимались в Оренбургских степях. В свободное время помогали целинникам, за что меня наградили медалью «За освоение целинных земель», а Леонид Харитонов по окончании «Бровкина» стал поразительно популярен.
Так мы с Леней стали еще и целинниками.
— Михаил Иванович, тут возможно поспорить, кто из вас двоих стал суперпопулярным. Но, я отвлек Вас, простите.
— Фильм «Штрафной удар» тридцать лет пролежал на полке. Я игрался в том месте спортивного проходимца Кукушкина. Но не было человека, кто знал, что в одной высокой инстанции реально имеется таковой глава с такой же фамилией.
Вот и вся обстоятельство столь долгого запрета. Фильму попасть на полку – это все равно, что зайцу в капкан.
А фильм-то был забавной. Смеяться стали только через 3 десятилетия.
Как раз в «Штрафном ударе» мошенник Кукушкин, обращаясь к местным телезрителям, от беспокойства выдал известную фразу: «Здравствуйте, дорогие товарищи, телевизоры!». Пустяк, импровизация, оговорка – это не имеет значения, основное, что было весьма смешно.
— Благодарю, Михаил Иванович, что-то желаете сообщить на прощание отечественным зрителям и читателям?
— До свидания, дорогие товарищи, телевизоры! Хочу всем только хорошего настроения и не корысти для!
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
Михаил Пуговкин »Житие мое…» (2008)
