Трагедия размороженного интеллигента
Вышло в свет новое произведение писателя Евгения Водолазкина (премия «Громадная книга» за роман «Лавр») – именуется «Летчик» и повествует об интеллигенте Иннокентии, замороженном в начале 20-х годов и размороженном в конце 90-х. Всё это, само собой разумеется, неспроста
Для описания приключений тех, кому повезло/не повезло упасть из собственного времени в второе, в массовой культуре имеется целый жанр – «попаданцы». Авторам «попаданцев», очевидно, никакие большие премии не светят – они за пределами условной «громадной литературы» и пишут только для собственного наслаждения.
Евгений Водолазкин же – филолог, сотрудник Пушкинского дома и именно фигурант условной «громадной литературы». Где у авторов «попаданцев» игра на развлечение, у него – поучение и притча.
Помимо этого, искусственность обстановки всячески маскируется выпуклыми художественными подробностями.
Мы застаём храбреца в поликлинике, мало что не забывающим, ведущим ежедневник и разговаривающим лишь с доктором Гейгером и медсестрой Валентиной. Всплывают отдельные картины: берег Финского залива, кузен Сева, комары на даче в Сиверской, Петроградская сторона, красивая женщина Анастасия, зима, голод, тупой сосед по коммуналке Это 1921 год.
Иннокентий – ровесник века, рода собственных занятий не помнит, а вот полёты авиаторов в начале века на Комендантском аэропорте запечатлелись в голове рельефно. Сосед Иннокентия, работник колбасной фабрики Зарецкий (гм-гм, а были ли в первой половине 20-ых годов двадцатого века в Петрограде колбасные фабрики?), выносящий колбасу в собственных штанах, доносит на отца возлюбленной Анастасии, доктора наук Воронина, и того расстреливает ГПУ.
Но и сам Воронин погибает на берегу реки Ждановки при невыясненных событиях. Иннокентий попадает на Соловки, откуда его и забирает доктор наук Муромцев, проводящий (приказ Сталина) испытания по замораживанию живых людей.
И вот на дворе 1999 год. Ровеснику века около сотни лет, он выглядит на тридцать, чувствует себя сначала превосходно, пробует воссоздать собственную жизнь способом записывания всяких подробностей.
Радость: возлюбленная Анастасия жива. Горе: ей 93 года, она умирает.
Радость: у неё обнаруживается внучка, также Анастасия, весьма на неё похожа. Горе: опоздал храбрец оплодотворить эту новую Анастасию, клетки его мозга начинают ускоренно погибать
Само собой разумеется, тяжело не сочувствовать человеку, что победил смерть и вот снова умирает, но для чего, фактически, воскрес отечественный интеллигент Иннокентий, для какой художественной необходимости?
Версия 1. Финиш века поверяется началом века, сталкиваются разные состояния и разные времена людей. Интеллигент Иннокентий тут – проводник художественного опыта, собственного рода «невинный», что может острее и резче ощутить извилины «русского пути».
На протяжении чтения версия 1 не подтверждается. В частности: в отличие от 1921 года, от которого у храбреца остались жгучие чувственные впечатления, 1999 год – что-то полностью скучное.
Никакого впечатления на Иннокентия не произвели ни телевизор, ни метро, ни новый вид городов, ни возвращение частной собственности, ни реанимация религии, ничего. Да и доктор его Гейгер, хоть и не лежал 75 лет в жидком азоте, на вопрос о том, «что на данный момент в Российской Федерации, хотя бы в общем?», отвечает так: «Диктатура сменилась хаосом.
Крадут, очень прежде. У власти человек, злоупотребляющий алкоголем». И всё?
Хоть бы сообщил: «В прошедшем сезоне «Сибирский цирюльник» вышел», всё-таки забавнее бы оказалось. Тем более, к слову увижу, в 1885 году (время действия «Цирюльника»), у власти также был человек, злоупотреблявший алкоголем.
А так – всё хорошее осталось в активе начала века: дачные места, пение Вяльцевой, проезд пожарной команды по Невскому в конце века уже, по-видимому, ни дач, ни певиц, ни по большому счету милой личной судьбе не осталось. Сплошь пошлые телевизионщики и жуликоватые депутаты.
Версия 2. «Летчик» Водолазкина говорит в первую очередь о бессмертном эмоции любви. Иннокентий, как рыцарь бедный, помогает собственной красивой женщине Анастасии, и его чувство – необыкновенное, потрясающее собственной силой и красотой, на которую финиш века уже не может.
На протяжении чтения версия 2 также не подтверждается. Храбрец весьма умело и скоро перебросил прежнее чувство к старой уже Анастасии Ворониной – на её молодую внучку.
Помимо этого, ещё будучи в амнезии, Иннокентий открыто клеился к медсестре Валентине. Другими словами главный инстинкт у отечественного интеллигента в полном порядке, и возбуждают его не отвлечённые образы, а юная живая плоть.
Так что тут он нисколько не уникален и никак не есть укором от начала века – финишу века.
Версия 3. «Летчик» Водолазкина – это художественно оснащённое рассуждение о смысле судьбы. У храбреца были юность и детство, потом жизнь оборвалась и полностью восстановиться не смогла.
Но отечественный Иннокентий что-то всё-таки о ней осознал.
Эта версия самый возможна. Но храбрец что-то меня не убедил глубиной собственного познания судьбы.
Достаточно бесцветный, ещё не сформировавшийся парень, от редкого общения с людьми и чтения книг умнее и уникальнее не стал. Всё, что он говорит про историю России, очевидно и скучно (наподобие того, что в людях накапливается дерьмо и оттого и происходят исторические бедствия, Сталин – тот, кого и ожидала Российская Федерация).
Описания злоключений храбреца на Соловках и того хуже – сейчас Соловки художественно освоены с ударным перевыполнением замысла, и Водолазкин тут не в первых последовательностях. Нет, ум интеллигента Иннокентия – не самое сильное место.
Он совсем лишён умения громоздить горы концепций по поводу России и яростно бороться за собственные галлюцинации. Но!
Иннокентий из «Авиатора» страстно ощущает небольшие подробности личной судьбе, каковые и составляют её прелесть. В этом он силён – другими словами создатель силён.
Это основное – твои индивидуальные, личные воспоминания о чувственных впечатлениях бытия, запахи, звуки, краски. И осмыслять их не нужно, они сами по себе хороши.
Действительно, впечатления Иннокентия создатель придумал, но так как придумал хорошо.
Так что пафос «Авиатора» – строго аполитичный и антиобщественный. Миссия русского интеллигента закончена.
Хватит мучиться химерами. Все на дачу, к речке, выпивать чай из самовара, просматривать внукам «Робинзона Крузо», а на ночь записывать в ежедневнике, что было днём увлекательного – к примеру, удалось прихлопнуть десять комаров.
С таким пафосом я и спорить не планирую!
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
Катастрофа советской интеллигенции
