Большой и мертвый

Большой и мертвый

В Громадном театре (Новая сцена) состоялась премьера балета «Корсар» в постановке Алексея Ратманского и Юрия Бурлаки. Либретто сочинено по мотивам поэмы Байрона и говорит о любви гордого корсара Конрада к невольнице-гречанке Медоре.

Новая премьера Громадного – реконструкция спектакля примера 1899 г., попытка восстановления хореографии великого Мариуса Петипа, действительно, с вставками главного балетмейстера Громадного театра А. Ратманского. Говорят, практически не отличить, где Петипа, где на данный момент, – так все органично срослось.

Говорят – красотища стилизованных по эскизам ХIХ декораций и века костюмов свирепая.

Но мы все-таки не за декорациями ходим на балет, а за танцами. И потому, что балетные критики пишут сейчас для самих себя, мы обратились за комментариями к знатоку и просвещённому зрителю – телеведущему и театроведу Виталию Яковлевичу Вульфу.

– ВИТАЛИЙ Яков­ле­вич, увлекла ли вас премьера в Громадном?

– Измучился я на спектакле. Он идет три с половиной часа, а фактически танцев в нем – два па-де-де. Одно станцевали – в том составе, что я видел, – Николай и Мария Александрова Цискаридзе, Цискаридзе блистательно, Александрова хорошо.

Она хорошая балерина, но что-то стала тяжеловата, пара потеряла собственную пленительную женственность. И еще одно па-де-де было в исполнении Дениса Медведева и Анастасии Горячевой.

К числу несомненных достижений относится и маленькая, великолепно отделанная характерная роль хозяина рынка в трактовке Геннадия Янина. Вот и все, что я отыскал увлекательного в новом «Корсаре» по части актёрского мастерства и танцев. Артистам в нем нечего делать.

Так как концепция спектакля обращена в другую сторону – вернуть ветхую хореографию Петипа с большой полнотой.

Возвратились к прошлому либретто, забрали за источник воодушевления эскизы живописца Евгения Пономарева 1899 года. Вернули пантомиму, которая в ветхом театре главенст­вовала.

И что получается? Получается театр жеста и мимики, что-то необычно архаическое.

Необходимо ли это?

Второй акт именуется «Оживленный сад». Он представляет собой сложную композицию, где в течение нескольких мин. перестраиваются 68 человек, а места для них на Новой сцене нет, и места для танцев нет, и танцев нет.

Клумбы, гирлянды, живые гирлянды из людей, героиня Медора лавирует между этими клумбами, ища местечка, где бы станцевать.

Я ни при каких обстоятельствах с таким трудом не принимал хороший балет. Возможно, это имеет какую-то музейную, архивную сокровище, но сценического смысла не имеет. Создатель концепции Юрий Бурла­ка – само собой разумеется, грамотный человек и очень многое вернул.

Говорят, что в Гарварде хранились записи хореографии Петипа, вот по ним и вернули партитуру.

Предположим, это вправду так. Но так как у Петипа были вещи очень способные, а были – принадлежащие стилистике собственного времени, в то время, когда главен­ствовала пантомима. на данный момент это воспринимается с большим трудом, как что-то весьма замедленное, долгое, скучное.

Неизменно балеты Петипа шли в современных редакциях, и это верный путь.

– А пресса хвалит, да так единодушно

– Я прочел в одной рецензии, что новый «Корсар» в Громадном – это динамичный спектакль, и поразмыслил: а где же у пишущего совесть-то? Динамичный балет! Три с половиной часа и два па-де-де.

Публика – да, она приобретает определенное наслаждение от трюков, эффектов, пиротехнических приемов, в то время, когда, к примеру, в финале идут замечательные волны, разбивается лодка. Это таковой детский, ребяческий восхищение, как от утренника в ТЮЗе.

На балете хлопать в ладоши пиротехническим фокусам! Спектакль данный – масштабный, и наряду с этим неживой.

Мертвый.

Я осознаю любовь к антикварной мебели. Но сценическое мастерство живет по вторым, совсем по вторым законам.

Его нереально вернуть как стул красного дерева, кроме того по эскизам мастера. Оно связано с ритмами, восприятием, стилем, смыслом собственного времени и всегда нуждается в обновлении.

Верховный пилотаж – это развитие и сохранение хороших традиций, как это было, к примеру, в лучшую пору у Григоровича. развитие и Сохранение! А не архаическое копирование. Нет, это не ход вперед для Громадного – это стояние на месте без внутреннего перемещения

Меня, понимаете, поразил буклет, выпущенный к премьере «Корсара». Рядом красовались два портрета – Мариуса Петипа и Алексея Ратманского. Совместно.

Великий балетмейстер ХIХ в., создавший «Лебединое озеро», «Щелкунчика», «Раймонду» и без того потом, – и юный человек, что еще ничего равнозначного, да что в том месте – хоть какое количество-нибудь приближающегося к уровню Петипа не сделал.

Но никакого органичного соединения Петипа и Ратманского не случилось. Первые два акта – театр жеста и мимики якобы по партитурам Петипа и два дивных па-де-де Петипа.

Третий акт – танцы средней руки, поставленные Ратманским и к Петипа не имеющие никакого отношения.

Возможно, управлению Громадного балета стоит мельче отдаваться самовосхищению и самообожанию и побольше заниматься творчеством?

Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ

Толстый, больной и практически мёртвый на русском !


Вы прочитали статью, но не прочитали журнал…

Читайте также: