Дело сделано, человека нет
Смерть Владислава Галкина — публичная драма. Это вам уже не частный случай, а что-то наподобие смерти гладиатора на арене римского цирка.
Под гул толпы.
И раньше актеры выпивали и буянили. К примеру, большое количество чего говорят о любимце народа Петре Мартыновиче Алейникове.
Кстати, по актерскому типу у Галкина имеется с ним громадное сходство — взрывной темперамент, простодушие, редкая органичность, огромное обаяние. Но продолжительное время люди ничего конкретного о собственных кумирах не знали — так, слухи-сплетни.
Сейчас о любом проступке мгновенно определят миллионы. Делают выводы.
Выносят решение суда.
За пьяную драку в баре Владислава Галкина осудили массы. Они же сейчас и содрогнулись, в то время, когда их бессердечный решение суда был приведен в выполнение.
Настоящий суд был куда милосерднее и честнее, чем суд толпы, очевидно не удовлетворенной маленьким условным наказанием.
Что ж, хочется задать вопрос: судьи из толпы, вы сейчас довольны?
Нет, снова обиженны, ищут виноватых. Винят бармена, что своевременно не налил Галкину сто граммов и тем стал причиной дебош. Винят жену, которая ушла. Друзей, которых не выяснилось рядом.
Самого актера, что не остановился в алкогольном полете. Да и саму русскую жизнь, как она имеется.
Вот лишь евреев и Америку в этом случае не приплести — а так целый комплект!
Но сейчас дело сделано, человека нет. И совершенно верно в старину — бабы завыли, мужики хмуро чешут в затылках, что-то бормоча про водку проклятую и про то, что по большому счету житья нет…
«Легко мужик устал» — честно набрался воздуха один из неизвестных комментаторов. Словно бы и не про Галкина, а про миллионы русских мужиков.
Каковые ни сами с собой, ни со своей почвой совладать не смогут.
Мужик устал!
Исторически устал.
Сам от себя. От беса, что в нем сидит. От огромной и безжалостной собственной почвы, которая ни кровью, ни слезами напитаться все никак не имеет возможности.
Тут каким богатырем не появись — к сорока превратишься в мочало…
А ведь в личности Галкина помой-му не было ничего фатального, обреченного. Плоть от плоти собственной почвы и собственного времени, он воплощал характерные черты русского юноши-удальца.
Саня-Санек, как кличут храбреца Галкина в «Дальнобойщиках». В 60 секунд опасности, на войне либо в схватке со злодеями — отважен и лих. В миру — жаден до жизни, плут, греховодник и озорник. Притом ухмылка до ямочки и ушей на щеках. «Знаем мы эти ямочки!» (как говорят у Чехова).
И работа имеется, и денежки водятся, и дамы обожают — чего тебе еще, юноша, живи да радуйся!
И вот вместо красивой, цветущей жизни — кошмар, мрак и горе.
По моему ощущению, гениальные мальчики, рожденные в 70?х, — по большей части несчастное поколение. Их детство прошло в застое, их юность пришлась на громадный развал, а нажитой исторической стойкости у них не было.
Будь ты, например, каким желаешь актерским гением — где ты отыскал бы место в ужасном кино 90-х? Одинокие, печальные мальчики, попавшие в социальные джунгли, обучились носить маску и играться по новым правилам, но переехало-то их колесом какое количество. на данный момент уже совсем другие народились кадры — с детства знают про формат, гонорар и пиар.
А Галкин, в первой половине 80-ых годов XX века сыгравший Гека Финна у Сергея Говорухина, очевидно подготовился совсем к другой жизни, нежели та, что нам всем позже выпала.
в один раз я видела Владислава на драматической сцене. В увлекательном антрепризном спектакле по «Братьям Карамазовым» он игрался брата Митю.
Игрался великолепно и, разумеется, с полным душевным совпадением. Так как и прекрасный добропорядочный Митя Карамазов собой не обладает, его душа извергает столько страстей, что разум и воля попадают в их плен.
Легко обуздать душу, в то время, когда от природы она смирная, маленькая, эмоций отпущено крохи. А огромную, страстную душу укротить — на это способны разве праведники да и то через громадные страдания.
Я тогда поразмыслила — жаль, что Галкин не играется в театре неизменно, но будничная работа в театре была ему, возможно, никак не по натуре.
Натура эта была такова, что для благотворного развития ему требовалось всегда укрощать, смирять себя, гасить через чур сильные чувства. Но профессия-то его потребовала именно противоположного.
И в этом ужасный парадокс!
Хоронили актера в тот момент, в то время, когда его лицо, снятое для сериала «Котовский», красуется во всех телевизорах страны. Сериал данный, само собой разумеется, такая же недорогая самодеятельность, как и все другие визуальные продукты отечественного времени.
Ни диалога энергичного написать, ни свет в кадре поставить — как словно бы истории кино по большому счету не было, начисто смыто из памяти. Но тут и Галкин оптимален — и ясно, что движет его храбрецом.
Не имеет возможности Котовский жить в быту, неинтересными буднями, смиренной работой. Ему необходимо постоянно поджигать кровь азартом, приключением, игрой.
В этот самый момент бандитский налет, запретная любовь либо вихри революции равнозначны возбудителю эмоции судьбы.
И данный поиск возбуждения при ослаблении либо отсутствии неспециализированных правил судьбы, строгих запретов, уместных наказаний — самая страшная опасность для отечественных мужчин.
Им необходимо какое-то «торможение» — а они всегда возбуждают себя. Литрами алкоголя, интимными связями, неистовой скоростью на дорогах, сверхъестественной жадностью.
Как разъяренные слоны, бегут навстречу смерти — не окликнуть, не остановить! Сплошь «Котовские».
А души наряду с этим у большинства живые, совесть неубитая — вот и мучаются так, что не позавидуешь.
Вспомните страдальческие глаза Галкина на суде — неприятелю не захотеть для того чтобы.
Страданием, писал Достоевский, все очищается. Очистилась и эта броская, больная жизнь.
Человека, что не только творчеством, но и самой собственной смертью потряс людей и вынудил их думать.
покой и Мир его несчастной душе.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
Casting a Fire Ant Colony with Molten Aluminum (Cast #043)
