Драгоценная наша женщина
Людмила Чурсина Среди немыслимых красавиц советского экрана 60–70-х годов у неё было особое место: дама, созданная природой для любви, но с «роковой печатью». Её всегда убивали – в «Донской повести» за то, что белая, в «Виринее» – за то, что красная, в «Олесе» – за то, что колдунья, в «Безрадостен-реке» – за то, что любовница.
Всё это были предлоги: мужчины, наставив на героинь Чурсиной собственные жалкие ружья, пробовали избавиться от могучего соблазна, уйти от грозной силы, воплощённой в этом победно и трагически сияющем лице.
В это же время последовательность маленьких характерных ролей, сыгранных тогда же актрисой (скажем, умная Инка-эстонка в детективе «Два билета на дневной сеанс»), свидетельствовал о том, что победная колдовская женственность замечательно дополняет, но не отменяет «обычный» актёрский талант. И это хороший вариант для актрисы, по причине того, что колдовская женственность напрямую связана с возрастом, а талант – нет.
Те, кто ещё в молодости восхищался пленительным видом заслуженый артистки СССР Людмилы Чурсиной, смогут и не знать, что у актрисы имеется достаточно занимательная театральная будущее. И что возможно вот так свободно пойти в Театр Русском армии и заметить любимую актрису в нескольких спектаклях: «Элинор и её мужчины», «Та, которую не ожидают», «Игра на клавишах души».
В Театре армии Чурсина с 1984 года – значит, уже тридцать лет. Сравнительно не так давно я видела Чурсину в спектакле «Та, которую не ожидают» (пьеса А. Касоны, постановка А. Бурдонского) и порадовалась вкусу и уму, с которыми была сыграна ею ключевая роль.
Чурсина играется Смерть, странницу в сером платье, которая зашла по делу в дом испанского крестьянина. Лихо закрученная пьеса испанца Касоны создана совсем в других, непривычных нам, традициях, где Смерть – законная и желанная гостья.
Но играться такое неимоверно сложно, и Чурсина создала уникальный, на собственный лад обаятельный образ: она и усталая дама-работница, и необычная одинокая женщина, и страшно пленительное существо непонятной природы. Кроме этого имеется в игре актрисы приятная нотка здорового юмора
На сцене видно, какая она высокая, статная, ладная (в кино это не верно заметно, весьма уж притягивает лицо). И с каким преимуществом, совершенно верно умело сшитое и дорогое платье, носит актриса собственный возраст.
– Людмила Алексеевна, вы же по образованию театральная актриса?
– Да, я закончила Щукинское училище, и меня позже Рубен Симонов пригласил в Театр имени Вахтангова, я в том месте два года поиграла. Во всех отечественных театральных вузах в базе, само собой разумеется, совокупность Станиславского – верить в предлагаемые события, разбирать роль, придумывать биографию храбреца.
Единственное, мне думается, школа Вахтангова отличается тем, что актёры весьма легко соединяют комедию и драму, характерность и глубину. Меня это постоянно поражало в Николае Гриценко, в Ульянове, Плотникове.
Я их ходила наблюдать с первого курса а также учавствовала в массовых сценах. не забываю, в «Идиоте», в сцене именин Настасьи Филипповны, я была в числе гостей.
– Позже в вашей жизни наступил продолжительный «ленинградский период». Не замёрзли ли вы от чопорной и гордой ленинградской публики?
– В Ленинград я, как декабристка, отправилась к мужу-ленинградцу (режиссёр В. Фетин. – Прим. ред.). Хорошее, бурное было время!
Не смотря на то, что сперва, не обращая внимания на то что уже вышла картина «Донская повесть», у меня были сложные годы. В кино приглашали каких-то разбитных доярок играться, в театры я себя предлагать не умела.
Мы снимали угол, позже нам дали помещение наоборот «Ленфильма», на Малой Посадской. В этот самый момент Герберт Раппопорт внес предложение мне сыграть журналистку-комсомолку в «Двух билетах на дневной сеанс», а я попросила у него совсем второе: мелкую роль Инки-эстонки.
И сыграла деваху с площади трёх вокзалов, а не «русскую берёзку», как он меня именовал. Вот так как приклеят ярлык, и всё.
И театральный режиссёр Арсений Сагальчик пригласил меня на неожиданные роли – Лиза в «Детях солнца», Саша в «Иванове», и моим партнёром в Александринском театре стал Игорь Горбачёв. А позже косяком пошли роли в кино: «Журавушка», «Безрадостен-река», «Олеся», всё в один момент, и стало мне не до театра.
Так как я в своё время кроме того в труппе БДТ у Товстоногова побывала, но так и не смогла преодолеть собственный ужас перед ним. Он пригласил меня на роль комиссара в «Оптимистической катастрофе» В. Вишневского.
Ничего не имела возможности сделать – когда видела его силуэт в зале, я трепетала и скукоживалась, делалась тупой, корявой, так что было нужно писать благодарственно-уважительное письмо и уходить!
В Ленинграде публику на мякине не совершишь, она реагирует далеко не так бурно и открыто, как в Москве, но в случае если уж принимает, так принимает. А климат – да, нелёгкий. не забываю, идёшь в июле по Кировскому проспекту, 27 градусов, жарища, а как перейдёшь на теневую сторону – бежит холодок.
Не прогревается, возможно, столетний камень.
– Вы отметили собственные тридцать лет в Театре армии?
– Как – тридцать лет? Боже, вправду. 14 января я поступила в труппу. Забыла!
– А театр ваш в каком подчинении?
– Минобороны. Но, как вы осознаёте, Минобороны на данный момент как-то не до культуры.
В том месте имеется человек, несёт ответственность за культуру в обороне за оборону культуры в общем, жене Зельдина, отечественного старейшины, удалось его лишь один раз как-то выцарапать в театр. Больше он у нас не был.
– Довольно часто приходится слышать – мол, даме ум не нужен, актрисе ум не нужен и думаешь: «Как же так, не нужен ум?» «Везде нужен ум!» – сказал Кречинский, храбрец известной пьесы
– Само собой разумеется, самое страшное на свете – это самовлюблённый дурак. Но я знаю актёров, каковые лишены глубинного ума, но из-за невероятной интуиции и одарённости смогут казаться на сцене сверхумными.
Мы же думаем не только мозгом, но каждой клеткой, тащим данные всем телом из воздуха, и вероятен какой-то природный ум, что кроме образования, интеллекта, всего для того чтобы, как-то накопился в генах. Вот у нас была актриса Нина Афанасьевна Сазонова – какая она была умница, с смекалкой и каким юмором!
Её словечки, фразочки до сих пор бродят по театру.
– Вас учили «по Станиславскому» – идти от себя к роли, но вы сравнительно не так давно сыграли Госпожу Смерть в испанской пьесе, а как куда и тут идти?
– Да, роль страшная, но я сходу дала согласие, как в воду прыгнула – такие в том месте потрясающие тексты. Мы ходим неизменно на грани, но забываем, что смертны.
Мало кому с молодости даётся чувство конечности земного пути и познание того, как необходимо ценить ежедневно и живых родных. Я просматривала книгу «Хроники Харона» о том, как умирали различные люди, я интересовалась явлением.
Сейчас «окончательного самовыражения» редко кому удаётся вести себя красиво, и уж тем более ничего не сыграешь. Я бы желала, дабы зрители спектакля умнее и спокойнее относились к принятию неизбежного.
Роль важная, я перед спектаклем кроме того прошу Её Величество Смерть оказать помощь мне сыграть получше.
– Как это ни смешно, вам удалось сделать смерть живой!
– Само собой разумеется, тут же целый темперамент одинокой несчастной дамы, которая на работе, и она делает эту работу не по собственной воле. А в спектакле «Игра на клавишах души» у меня совсем другая роль – превосходной пианистки с безотносительным слухом, но без слуха к людям.
По окончании смерти сына она замыкается в себе, уходит в депрессию, возможно сообщить, заключает себя в саркофаг. Её извлекает из этого саркофага женщина Лора, знакомая её сына. Пьеса о чуткости и любви.
В том месте имеется таковой эпиграф: «Ни один ангел не спустится к тебе поприветствовать тебя, тут лишь ты и я». Это о том, что нам посылаются ангелы и в людской образе, просто не всегда мы их выясняем.
– Нет ли у вас ощущения, что пишущие о театре не делают собственного опытного долга и не информируют публику о новых актёрских работах, не подмечают их?
– Эх, на мозоль наступили легко! У нас в столице настоящее классовое расслоение оказалось в сфере театра.
Имеется актуальные театры, имеется «центровые» – а остальные словно бы за бортом. Кроме того в случае если в «центровом» театре идёт чепуха, всё равняется принято идти и сказать на следующий сутки – вот, был там-то.
А имеется театры вне территории внимания «медийных» критиков. Так что, прикажете – с поклонами их просить прийти? Я думаю, обойдёмся.
Пройдёт и это.
– Но видно, что, вопреки всему, вы выходите на сцену с удовольствием.
– Эта радость и держит на плаву. Жизненный тонус, необходимость держать себя в форме – а это всё тяжелее и тяжелее.
Но и уходить со сцены непросто, я осознаю актёров, каковые держатся «до последнего». Прекрасно бы, само собой разумеется, – сыграл, упал, и, как говорится, запомните меня таковой.
Но это уж кому как на роду написано.
А театр у нас увлекательный, и актёры хорошие, трудолюбивые. Денег на рекламу нет, а вот костюмы на премьеру «Игры на клавишах души» наконец-то сшили хорошие, сшили большое количество!
У меня песцы в том месте настоящие – прямо как у Марлен Дитрих.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
