Я пришел!
Вы, коренной ленинградец с безнадежно культурными повадками, выясняетесь в театральной Москве, которая «слезам не верит» и видела, думается, все. Готовы ли к бою?
— Да, все в моей жизни до определенного момента случилось в Ленинграде, я в том месте появился, получал образование Театральном, женился, сделал первые шаги в театре и кино. Я восхищаюсь этим городом, в котором открываешь дверь на улицу — и выясняешься в потрясающей картины.
— Но из данной картины, говорят, нужно своевременно уносить ноги. Не ценят в нем людей, не берегут!
— К сожалению, это так — творческие люди бегут из Санкт-Петербурга, и это тяжелые потери для города. Я и сам три года как ушел из Александринского театра, болтался по Питеру и никому очень не был нужен.
А Москву обожаю — мне нравятся ее ритмы, нравится скорость. Но легко режиссер, художественный руководитель и главный режиссёр театра — это три различных состояния. Режиссер — он в свободном полете, прилетел-поставил-улетел.
Как говорится, «эх, залетные!». А художественный руководитель несет всю ответственность за репертуар, за труппу, за гастрольную политику — ночи и дни нужно проводить в театре.
— У вас хорошая репутация, сообщишь «Галибин» — и люди приветливо радуются. Но это Москва.
Тут нужна твёрдая энергетика…
— А вы спросите у моей жены Ирины, каков я. Десяти мин. не могу сидеть просто так, не в состоянии ничего не делать — в противном случае квартира закипает! Если не наблюдаю пьесы, не репетирую, тогда пишу либо делаю еще что-нибудь.
Моя внутренняя судьба требует больше, чем принято в родном городе. Так что в случае если в моей наружности кому-то видится мягкость — это обман зрения.
— Что же делать энергичному человеку, в то время, когда он берется за ветхие, пожившие театральные организмы, каковые все время как бы умирают и их нужно всегда возрождать?
— Да, меня сначала в театре именовали «камикадзе». Это мне знакомо.
В то время, когда Гергиев внес предложение ставить в Мариинском театре «даму пик», меня также именовали «камикадзе», а спектакль объездил полмира и идет до сих пор. Около театра имени Станиславского большое количество смутных, непонятных мифов, как около «Мастера и Маргариты» Булгакова.
И во многом это вымысел, скрывающий истину. Для меня это живой театр с живыми людьми, каковые желают трудиться.
Я начал работать сходу, без пауз, чтобы забрать большой темп и занять труппу. И вот с сентября мы выпустили уже три спектакля.
Детский, по мотивам «Щелкунчика», спектакль по современной пьесе Н. Халезина «Я пришел», и на малой сцене, мы именуем ее «новой сценой» — «Аварию» Ф. Дюрренматта. на данный момент репетирую «Бабьи сплетни» по К. Гольдони, а режиссер В. Мирзоев будет ставить «Предательство» Г. Пинтера. Нужно сделать сезон, нужно, чтобы театр зазвучал, а позже будем разбирать, что оказалось, что нет.
— Я, Александр, «Аварию» вашу видела, это увлекательный спектакль. По сюжету юный преуспевающий предприниматель терпит аварию в сельской местности.
Попадает на ночлег к необычным людям, играющим в суд, каковые раскапывают идеальное им правонарушение… Вам была занимательна тема правонарушения, скрытого человеком в успешной судьбе?
— Меня больше интересовал момент манипуляции человеком. Так как сейчас так легко и умело возможно манипулировать разными понятиями. Эти понятия смогут и защищать личность, и наносить большой вред.
Расследование, которое ведут эти парни, прокурор, судья и адвокат в «Аварии» — это чистой воды манипуляция, умная подмена. Храбрец попадает в психотерапевтическую ловушку, и славные люди и эти милые манипулируют судьбой и жизнью человека.
Но это игровая обстановка, финал открыт — то ли впрямь храбреца казнили, то ли это лишь сон. Я не обожаю навязчивой морали в театре.
Думайте сами!
— По большому счетуто всевышний театра — создатель. Вы уважаете авторов, которых ставите?
Не переписываете, не идете поперек духа произведения?
— Я же взял отвлечённое режиссерское образование в ГИТИСе у великого Анатолия Васильева, что с нами занимался ежедневно. Исходя из этого я отношусь к авторам с огромным уважением а также в случае если чтото вычеркиваю, то с большим трудом.
Переписывать же пьесу незачем, не нравится — пиши сам собственный. Возможно, я старомоден!
— Вы худрук и в этом качестве должны художественно водить руками и вести за собой людей. Имеется ли у вас по большому счету четкая программа действий?
— В театре имени Станиславского продолжительно не было ясной линии, а профессия художественного руководителя практически что утрачена. Мало сейчас желающих копаться с громоздким театральным хозяйством, с десятками людей.
Одноразовые акции больше в моде — позвал сериальную звезду, чтото сколотил скоро. Но постоянно будет в выигрыше тот, у кого имеется желание долгой расстоянии.
— А как вы вычисляете, театр — это принципиально важно?
— Театр — это крайне важно! У меня было пара таких попаданий в театр, каковые поменяли мою жизнь. «Серсо» Васильева, «Буря» Питера Брука.
Я продолжительно не осознавал фразы «жизнь человеческого духа на сцене», пока не заметил сам, что это не редкость. Мы так как не можем заметить дух человека, он скрыт, а на сцене его вероятно заметить, и это чудо.
В эти 60 секунд веришь, человек — это высокое существо.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
Алексей Чумаков — Я пришёл (@ Crocus City Hall)
