Как я огафтизировался
Великому русскому артисту, любимцу публики, поэту и актёру Валентину ГАФТУ исполняется 80 лет! Собственными мыслями об этом человеке и о громадной дружбе с ним на страницах «Доводов семь дней» делится основной режиссёр Петербургского театра «Русская антреприза имени Андрея Миронова» заслуженый артист России Рудольф ФУРМАНОВ.
В течение последних пяти лет я практически каждый день говорю с ним по телефону. Он придумывает стихи, я записываю, позже он звонит, я исправляю, зачёркиваю, переписываю. Позже диктую ему его же стихи, и он уже сам начинает их записывать – на чистовик.
Позже теряет эти бумажки. Я опять диктую. «Талмуд» – толстый громадный ежедневник – практически в любое время со мной.
И по обе стороны телефонной трубки мы начинаем смеяться. Неправдой будет заявить, что таких артистов, как он, – по пальцам пересчитать. Таких нет.
Гафт неповторим.
Валентин Рудольф и Гафт Фурманов
Я в первый раз познакомился с Валентином Иосифовичем в августе 1986 года. В то время в то время, когда мы с сыном Владиком отдыхали в Юрмале, в «Дубултах», в Риге именно гастролировал «Современник».
И Галина Борисовна Волчек, и Игорь Кваша познакомили меня с Гафтом. Гуляем по Рижскому взморью. Гафт просматривает нам с Игорем очередные эпиграммы. Громадных стихов он тогда ещё не писал.
И таковой важной поэзии, как сейчас, у него не было. Поведал Кваше и Гафту, как в начале 80-х тут, по этим самым местам на побережье Рижского взморья, мы так же гуляли с Аркадием Райкиным – его семья и моя семья.
К нам подошла восьмилетняя девочка и попросила у Аркадия Исааковича автограф на обложке школьной тетради. «А что ты будешь с ним делать?» – задал вопрос Райкин. «Радоваться!» – сообщила девочка всего одно слово. Как совершенно верно сообщено! Выслушав, Валя тут же мне и Игорю выдаёт:
В то время, когда смеётся он, мы плачем.
Под маской нам не видно слёз.
Нет, он совсем нас не дурачил,
Он с нами сказал всерьёз.
И стало ужасным то забавное,
Чем развлекал нас в тупике
Великий Шут времён застоя
С седою прядью в колпаке.
Каждый день видясь в Юрмале с Гафтом, мы как-то сходу поняли друг друга и говорили о многом. Нас, к примеру, не то что раздражало, а удивляло, с какой лёгкостью многие наши знакомые артисты, с которыми мы довольно часто концертировали, пошли преподавать в театральные университеты, собрали собственные направления.
Университетам, само собой разумеется, выгодно было иметь мастеров с именами, но так как не каждый может преподавать.
Тогда я поведал Кваше и Гафту, как за многие годы знакомства с Аркадием Райкиным взахлёб слушал его рассказы о студенческих годах. Как Райкин всегда вспоминал собственных педагогов и как ими гордился. «Воображаете, Рудик, нам просматривал историю театра сам Стефан Стефанович Мокульский по актёрскому мастерству – Владимир Соловьёв.
Осознаёте, как нам с Аликом повезло». «Алик» – так Аркадий Исаакович именовал Александра Семёновича Менакера.
А ещё я определил от Райкина, что жена Василия и дочь Мейерхольда Васильевича Меркурьева –Ирина Всеволодовна – преподавала им уроки биомеханики. Занятия по биомеханике, говорил Аркадий Исаакович, шли под музыку, а за роялем сидел студент консерватории Вася Соловьёв, что позже, присоединив к собственной фамилии студенческую кличку «Седой», стал, прямо скажем, знаменитым композитором.
В то лето 1986 года я пригласил Гафта и Квашу отправиться со мной в Сочи для принятие участия в громадных концертах в Олимпийском дворце. Заявил, что с нами будут Леонов, Миронов и Караченцов.
Достаточно выйти мин. на двадцать и что-то сыграть. Кваша и Гафт сходу внесли предложение сцену из спектакля «Современника» «Балалайкин и Ко», что, кстати, поставил тогда в Москве Георгий Александрович Товстоногов.
Товстоногов именно 14 дней назад уехал из Юрмалы по окончании гастролей ленинградского БДТ, и гастрольное рижское лето продолжил столичный «Современник». Поведал Гафту, под каким впечатлением был по окончании премьеры спектакля «Ревизор» в БДТ, где ошеломительно сыграл Хлестакова Олег Басилашвили.Я кроме того согласился, что спектакль БДТ «Ревизор» лучше, чем плучековский с Папановым и Андреем.
А уж от придуманного Плучеком в «Сатире» финала – явления на сцене монумента Гоголю – мне дурно.
Как на данный момент не забываю – 14 августа 1986 года (подчёркиваю – 1986 года), Гафт пригласил меня на спектакль «Ревизор», что они давали на сцене Рижского театра оперы и балета. Городничего игрался Валентин Гафт. А Василий Мищенко – Хлестакова. Гафт мне весьма понравился.
Но спектакль того впечатления, которое покинула постановка БДТ, не произвёл. Поведал, что в то время, когда навещал в поликлинике великого Симонова за пара дней до его смерти, я восхитился при нём игрой Басилашвили в роли Хлестакова.
Николай Константинович сделал громадную паузу, погладил мою руку: «Рудик, какой Басилашвили?! Я видел Михаила Чехова!»
Позднее Георгий Александрович Товстоногов, возвратившись из Праги, говорил, что видел в чешском спектакле в роли Хлестакова приглашённого из Москвы Олега Павловича Табакова. Это было именно весной 1968 года.
Весь месяц вместе с чешскими актёрами Табаков игрался гоголевского «Ревизора». Причём Табаков игрался Хлестакова по-русски, все остальные 175 – по-чешски. «Более качественного успеха у меня ни при каких обстоятельствах не было», – спустя четыре десятилетия признаётся сам Табаков.
Имел возможность ли я тогда, 14 августа 1986 года, пребывав в зрительном зале Рижского театра оперы и балета, высказать предположение, что через год тут будут проходить гастроли Столичного театра сатиры.И сутки в сутки с современниковским «Ревизором» с Гафтом – 14 августа 1987 года – в последний раз отправится «Женитьба Фигаро». Лишь партнёром у Андрея будет не Гафт, как во второй половине 60-ых годов двадцатого века, а Александр Ширвиндт.
Которому он и сообщит, не доиграв финала спектакля: «Шура, болит голова». Не мистика ли?
Гафт в первый раз показался в Театре имени Андрея Миронова в начале 1998 года, на протяжении гастролей «Современника» в Санкт-Петербурге. Я именно писал собственную первую книгу «Из жизни сумасшедшего антрепренёра», и они с Квашой сильно помогли мне в работе над главой «Андрей».
В 2008 году Владик Фурман приступил к съёмкам фильма «Домашний дом» по сценарию Зои Кудри. Фильм снимался по заказу Первого канала, премьера состоялась уже в 2010-м.
Сын неизменно весьма детально подходит к выбору артистов. Возможно, как раз умение трудиться с актёрами и стало первым толчком, в то время, когда по окончании просмотра спектакля «Обломов» Владимир Бортко в 2000 году пригласил Влада в кино на съёмки «Бандитского Санкт-Петербурга».
Они и стали для Владика Высшими режиссёрскими направлениями.
А тут – фильм, в котором главные роли играются дети. Так как с детьми в кино мало кто может трудиться.
Созвездие взрослых: Светлана Крючкова, Наташа Данилова, Пореченков, Толстоганова, Татьяна Колганова На роль Василия Петровича Швеца, вредного старика, появлявшегося соседом домашнего дома с приёмными детьми, Владик весьма желал пригласить Гафта. А на роль матери главного храбреца (которую позже неподражаемо сыграла Крючкова) – Ольгу Остроумову.
Гафт сыграл потрясающе. Сочинил ещё и частушки, каковые сам же смачно выполнял под баян.
Дружба с мелким мальчиком, таскавшим огурцы из огорода Швеца, растопила сердце диковатого селекционера. И из вредного доносчика он превратился в чудного человека.
Да ещё роман с героиней Крючковой закрутил. А по большому счету я кроме того не воображаю, кто с таковой чувством и точностью меры имел возможность бы сыграть эту роль.
Гафт позже, по окончании телевизионной премьеры фильма, весьма оценил работу Влада. Он по большому счету мне много говорил о сыне. Хвалил. С таким уважением, с таковой любовью.
Но себя, уже по традиции, ругал нещадно.
На протяжении съёмок «Домашнего дома», на каковые он приезжал из Москвы, Гафт и пришёл в театр, где не был уже пара лет. Детально обошёл всю экспозицию в верхнем фойе, долго-долго стоял у фотографий.
Тогда и появилось у него дорогое для меня стих: «Твой театр – это монография» С этого времени он как-то всё чаще и чаще начал бывать у нас в театре, был и на открытии сезона в 2010?м. Мы частенько обсуждаем по телефону замыслы Театра Миронова.
Я его всё время пытаю: что нам поставить? Так в одном из бесед и появилась мысль поставить пьесу француза Марселя Эмэ «Третья голова», автора известного рассказа «Человек проходит через стенке».
В своё время у нас был дико популярен германский фильм, а во Франции Жан Маре сделал Эмэ монумент в виде человека, что проходит через стенке. Но о «Третьей голове» я кроме того и не слышал.
В первой половине 60-ых годов XX века Гафт сыграл в ней ключевую роль певца Валорэна в спектакле Андрея Гончарова в Театре на Спартаковской. Спектакль преодолел больше ста раз и был снят из-за осложнившихся взаимоотношений между Францией и Россией.
Гафт поведал, что больше в Российской Федерации «Третья голова» нигде не шла, не считая Ташкента, где Валорэна игрался Рецептер. У меня была ещё бредовая мысль, дабы спустя столько лет Гафт и сам сыграл в новой постановке «Третьей головы».
Гафт отказался, но сошлись на том, что он будет у нас консультантом. Спектакль поставили за три месяца.
Валя приехал на прогон.
И вот тут произошёл скандал не скандал, но Гафту всё плохо не пришлось по нраву. Но премьеру переносить не стал. Через пять дней, учтя все замечания Гафта, премьера прошла на ура. И сейчас «Третья голова» – один из самых популярных и кассовых пьес театра.
А исполнитель роли Валорэна Сергей Неля и Дьячков Попова, сыгравшая его возлюбленную, – стали одними из первых лауреатов Русском Национальной актёрской премии «Фигаро» имени Андрея Миронова. Среди них и за эти роли.
По окончании первой церемонии я осознал, что у премии должен быть президент. И само собой разумеется, им будет Валентин Гафт. Так и случилось.
8 марта 2012 года Светлана Крючкова вручила премию Эдуарду Радзинскому и выполнила пародию на Татьяну Доронину на тему женских пьес Радзинского. А Гафт, сидя в первом ряду, комментировал воздействие собственными эпиграммами.
Мне это по большому счету напомнило театральные встречи, в то время, когда в неформальной обстановке планировали лучшие из лучших.
А днём раньше, 7 марта 2012 года, Гафт «уложил» нас всех четверостишием, посвящённым Игорю Кваше и самому себе. Дело было в предбаннике перед моим кабинетом.
Он именно надиктовывал собственные стихи на компьютер, в то время, когда дверь распахнулась и на пороге появился Игорь Владимирович Кваша. Они мало попрепирались, Кваша желал идти ужинать, а Гафт, безукак будто бы, писать . Победил Кваша, и, поднимаясь со стула, Гафт продекламировал:
Успех у публики познавшие,
Лежат два стареньких
артистика,
Лежат, как листики опавшие,
Гафт и Кваша,
Ну легко мистика.
В то время, когда я просил Валю посвятить лауреатам церемонии собственные эпиграммы, он весьма этим тяготился. И всё ворчал: «Рудик, это несерьёзно» Сейчас он начал заниматься важной поэзией. Звонок телефона:
Надоело тащиться поэтом,
Слово камнем молчит,
хоть кричи.
Вот и жарю стихи,
как котлеты,
Дабы в трубку шептать их
в ночи.
Я бегу за звонком телефонным,
Рву на части исписанный хлам,
Но стихи мои с лаем и стоном,
Как ищейки, бегут по следам.
Ты молчишь, но я знаю,
ты слышишь
Данный мой зарифмованный абсурд,
Оттолкнувшись ногами
от крыши,
Я запутаю, запрячу собственный след.
И влечу к тебе, лёгкий, небесный,
Без тяжёлой земной чепухи,
Но замечу в дверях твоих тесных,
Что меня обогнали стихи.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
How I Trained My Cats
