Неизлечимый
18 мая на пятьдесят пятом году судьбы погиб режиссёр Алексей Балабанов – гениальнейший в собственном поколении. «Радостные дни», «Замок», «Трофим», «Про людей и уродов», «Брат», «Река», «Война», «Мне не больно», «Жмурки», «Груз-200», «Морфий», «Кочегар», «Я также желаю» – ни одного безлюдного, проходного, конъюнктурного фильма.
Продолжительно продержался и всё успел: четырнадцать фильмов, двое взрослых уже сыновей. Запоминался сходу, бил наповал – редчайшая индивидуальность (были мы с ним привычны, само собой разумеется).
Начнём с того, что ни при каких обстоятельствах не виделся мне человек кино, до таковой степени лишённый внешних приспособлений к судьбе, защитного слоя, всяких маскарадных ухищрений. Известно – имеется «внутренний человек» и «внешний», так у Балабанова никакого «внешнего человека» не было в помине.
Патологическая честность. Целый нутром наружу, всеми «кишочками души», кроме того бывало неудобно и страшно, ни тени лукавства, ни грамма притворства, нереально, так не живут.
Набрасывались на него супостаты с каким-то особенным сладострастием – от милиции (брали сходу, ни за что, легко за вид его оборванский) до лесных клещей (никого рядом не кусали, Балабанова чуяли вмиг). Милицию, кстати, режиссёр отблагодарил искренне, фильмом «Груз?200» Аварий автомобильных многочисленно, ломаных рук-ног всех не упомнишь – будущее, не легко дыша, совершенно верно в стихотворении, шла по его следу «как сумасшедший с бритвою в руке».
В то время, когда в Кармадоне погиб Сергей Бодров, «брат» – храбрец, созданный мечтой режиссёра о красивом и честном, Алексей в отчаянии сделал вывод, что это зверство учинила как раз его балабановская злая будущее. Отчего-то винил себя, чудак
Фильмы Балабанова запечатлели строй, цвет, вкус его личности с криминалистической точностью. До таковой степени, что, забрав с них «пробу», возможно было бы вернуть балабановскую спираль ДНК.
Душа переливалась в кино, создавая неповторимое сочетание света и мрака, – страдальческая русская душа, в которой личная боль сплелась в единый узел с историческим страданием. С резким ощущением русской беды, которую в одиночку не вынести, нужно для здоровья мочь отключаться от мученической пульсации данной почвы, – а он не умел отключаться, не имел возможности, не желал и не планировал этого мочь и желать.
Но с одной только русской бедой за душой Балабанов тупо и скоро спился бы, как его бесчисленные братья по данной беде. А он был в первую очередь – фантастический мастер – магистр кино, кудесник Мерлин, изобретатель и творитель собственного синема (так и не перешёл на цифру, снимал на плёнку, упрямый алхимик).
Он создавал не комплект кадров, а глубочайший, совершенно верно «всамделишный», ирреальный-настоящий творческий мир, затягивающий вовнутрь. Казалось, что жизнь в балабановских лентах происходит сама собой, а мы её лишь наблюдаем-замечаем.
Он настойчиво стоял на том, что в самых истоках кинематографа заложено чёрное и ожесточённое начало. И не одно только нарядно-торжествующее «прибытие поезда» знаменует новое мастерство, но и воспалённо-мерзкие картины, созданные вечным жаждой подглядеть запретное, ублажить внутреннего гада (см. «Про людей и уродов»).
И забыть об этом – значит присягнуть лицемерию и вранью.
Балабанов и Лицемерие – две вещи несовместные. не забываю, как на премьерном банкете одного столичного мажора, собственного ровесника, вместо дежурного поздравления Балабанов сообщил с недоумением и ужасом: «Слушай, чего ты такое г снял, разве возможно такое г снимать!» Приглашай затем его на премьеры
Дикий человек из подворотни? Да я вас умоляю! Балабановский папа возглавлял в Свердловске студию документального кино, Алексей закончил факультет зарубежных языков, бредил Беккетом и Кафкой, писал прекрасные сценарии. Легко плевать ему было на прочие парады и банкеты.
У него в жизни всё было настоящее: работа, семья, приятели. А нахваливать друзей за снятое г… – таковой статьи расхода времени в его бюджете не значилось.
Именующие режиссёра мизантропом неправы. Жила в нём (и его фильмах) настоящая нежность к людям, блистал чистейшей воды юмор.
Чего стоит хотя бы Юрий Кузнецов в картине «Брат» либо Инга Стрелкова в «Мне не больно». Да и по большому счету мизантропы так с актёрами не трудятся, как трудился Балабанов, открывая или полностью преображая их – Сухоруков и Бодров, Литвинова и Маковецкий, Ал.
Чадов и Дапкунайте, десятки хороших работ. А как поэтично и сердечно запечатлел Балабанов город собственной судьбы – Петербург. А дорогих сердцу якутов из «Кочегара» и «Реки»!
А как щедро додавал он в собственные картины любимый русский рок, и какое количество в том месте яркой шутливости и всякой забавной игры ума, вот совершенно верно во тьме огоньки светят. Нет, случай Балабанова – это также «сказка любви дорогой». Но
Любовь не иссякала и не прекращалась в его душе, но была заглушена русской дегенерации русского и мощным переживанием унижения. Сознанием тщетной жестокости той злой силы и безумной, что гуляет на русском свете, для которой цена человека – ноль.
И в толще мрака извращаются кроме того яркие люди, становясь наркоманами и психопатами кроме воли, словно бы их затягивает на аркане. И хочется куда-то пойти и кого-то убить –самого мерзкого и виноватого, без которого жизнь освободится от бремени безумия и зла.
Но посмотришь в зеркало – и приходит в больную голову несложная и страшная идея о том, кого как раз нужно убить, чтобы освободиться… А ещё возможно загулять так, чтобы небу жарко было и завопить на всю землю в лютой и неизбывной тоске «Мы вам ещё продемонстрируем!» Русским Балабанов был до таковой степени, что им возможно украсить какую-нибудь хрестоматию.
Глава: «Русские, финиш ХХ века» – и в качестве иллюстрации портрет Балабанова.
Его ценили и обожали самоотверженно, прекрасная супруга, художница Надежда Васильева по деятельной преданности приближалась к Анне Григорьевне Достоевской, приятель-продюсер Сергей Сельянов помогал всем начинаниям, любым замыслам. Но Балабанов был летален. уникальная работоспособность и Редкий талант соединялись с огромной, горячей, предельно искренней натурой.
В которой – я думаю так – была заложена, как у большинства русских мужчин, программа раннего самоуничтожения.
Он её замедлил творческим трудом. Но преодолеть не имел возможности. В Всевышнего верил и Отчизну обожал – а натуру перебороть не смог.
Собственную смерть он заявил заблаговременно и пережил сперва на экране. По окончании страдальческого фильма «Я также желаю», было очевидным: он уходит
Прощай, брат. Неповторимый создатель с животным эмоцией кино.
Не поклонившийся рублю, не предавший друзей, не уронивший преимущества, дорогой, смешной, хороший, безоговорочно честный, глубоко и летально русский человек.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
Kingdom Come: Deliverance ?? #16 🛡? Летальный больной!!!
