Образ г. бога в лирике д. быкова
Вышедшая сравнительно не так давно книга избранных стихотворений Д. Быкова «В действительности» решительно уводит читателя от кошмаров повседневности к высокому кошмару Бытия.
О самом себе автор, критик, публицист и т.д. Дмитрий Быков говорит с подкупающей ясностью:
«У меня по поводу моего
таланта иллюзий нет,
В отечественном деле и без того
избыток зазнаек.
Я поэт, но на фоне Блока
я не поэт.
Я прозаик, но кто на данный момент
не прозаик?»
Но это непростой вопрос – поэт ли Быков. В романтически-русском смысле, быть может, нет: все ж таки поэт развивает либо отрицает какую-то поэтическую традицию, а Быков ничего не развивает и не отрицает. Он всё вбирает в себя и концентрирует.
Он владеет всеми ритмами и размерами, он применяет много привычных поэтических интонаций и может «прикинуться» Пастернаком, Бальмонтом, Гумилевым, Бродским – практически что до неразличимости от оригинала.
А вот в римском смысле, где поэзия это не миф, не рок, не будущее – но красивое умственное упражнение, Быков весьма кроме того поэт. Размышления о том и сем, уложенные в мерную культурную обращение, превосходно воспринимаются читателем и пара развивают кору головного мозга.
Одной стороной собственного ума, резво-живой и цепко-насмешливой, Быков высмеивает политическую действительность этого дня. Но второй, задумчивой и взыскующей истины, он обращён к более большим предметам.
Это приятно тревожит – жизнь, складывающаяся из сиюминутных пустяков, испытывает недостаток хотя бы в мгновениях возвышенных мыслей, в попытках храброго познания. Так, меня быстро заинтересовал вырастающий из книги «В действительности» образ Всевышнего.
Данный образ противоречив!
Для начала, по собственной широкой природе Быков не отрицает возможность полного исчезновения человека по большому счету и себя в частности по окончании смерти. Мир столь велик и красив, что, взяв массу приятных впечатлений и ощущений, человек имел возможность бы этим и удовлетвориться, не претендуя на предстоящее. (Так вычислял, кстати, и Генрих Гейне, что был уверен, что со стороны человека это легко наглость какая-то – вдоволь попользовавшись судьбой, ещё ожидать и загробного бонуса.)
«Я глотал твой мёд, я вдыхал твой яд, я вкушал от твоих щедрот,
Твой зыбучий блеск наполнял мой взор, виноград освежал мне рот,
Я бывал в Париже, я жил в Крыму, я гулял на твоём пиру –
И в каком-то смысле тебя осознаю, в случае если всё-таки целый погибну».
Но сильное и несмиренное «чувство Всевышнего» иногда обостряется в поэте. Он уверен, что живёт под его непрекращающимся действием, в зоне особенного внимания.
Но не каждый Всевышний нужен поэту. К примеру, покровитель неотёсанной силы, потворствующий греху, «шофер орд, меситель весов», «всевышний не сомнений, но деяний» – ему не нужен.
Тот Всевышний, что ему нужен, – это усталый, небритый генерал, в далеком прошлом осознающий всю тщету сражения, но принимающий бой. Авиации нет, боеприпасы не подвезли, бойцов горстка. «Всемогущий? – о нет. Орудья – на хохот неприятелю.
Дремлем в окопах – в окрестностях нет жилья. Всемогущий может не больше, чем я могу. «Где он был?» – Да, фактически, где и я». («Теодицея»).
Как же, как эти два всевышнего смогут слиться? Как всемогущий и всезнающий самодур-творец миров может обернуться раненым и полуседым начальником, у которого в подчинении не рабы, а воины и что может и не дожить до победы?
Да никак.
В православных координатах такое несоответствие неразрешимо – в том месте предлагается прекратить по большому счету мудрствовать на счёт Г. Всевышнего и нормально жить смиренной судьбой. Поэт это осознаёт и иногда безрадостно бормочет, предвидя собственный предстоящий путь: «И буду стареть понемногу и, возможно, не так долго осталось ждать осознаю, что лишь в покорности Всевышнему и кроется вызов ему»
Тем более он совершенно верно знает, что принял рождение не по команде, но по хорошей воле – в то время, когда ему на том свете продемонстрировали «земное кино», он упрямо выбрал все-таки появиться. Так что сам виноват!
Противоречивость образа Г. Всевышнего в лирике Д. Быкова происходит от того, что Г. Всевышнего в лирике Быкова через чур, на мой взор, большое количество. Само собой разумеется, Г. Всевышний – тот самый конечный, что обязан нести ответственность за всё.
Но латать им все дыры поэтического текста страшно. Но не будем попрекать поэта: в действительности в Быкове всего большое количество: большое количество сил, большое количество слов, большое количество умений, большое количество знаний.
Он принципиально избыточен, и в стихотворении «Избыточность» растолковал, что это прекрасно: «Среди многочисленных призванных на пир не всем нальют божественный напиток, но мне нальют, прошу меня забыть обиду. В итоге, и целый Господень мир – один потрясающий избыток».
Так что, не обращая внимания на ссору со «Всемогущим», поэт придёт на его пир а также хлебнёт напитка, что заслужил по праву родства.
Но как же тот, раненый генерал, под началом которого поэт помой-му сражался за все хорошее и обречённое? Неужто, концентрируя в себе множество поэтических традиций, поэт планирует вдобавок и синтезировать какого-либо невиданного, все вмещающего Всевышнего!
Я обещаю смотреть за этим захватывающим процессом. По крайней мере, «В действительности» – это единственная за долгие годы книга современных стихов, которую мне удалось прочесть от начала до конца.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
Быков о творчестве Стругацких
