Поехали к цыганам!
Этим вечером в театре «Ромэн» (под управлением заслуженый артиста СССР Н. Сличенко) давали пьесу И. Ром-Лебедева «Плясунья — дочь шатров». Я уже давно планировала взглянуть на эту самую плясунью — что, думаю, в сотый раз наблюдать, как отечественные самодуры над «Гамлетом» либо «Дядей Ваней» издеваются.
Отправлюсь лучше к цыганам! Как обожает сказать Роман Виктюк, «внезапно отправишься — а в том месте счастье».
Счастья, само собой разумеется, в том месте не было. Но время я совершила со вкусом.
Билет во второй последовательность стоил 800 рублей, но люди (по преимуществу старшего возраста и женщины среднего), само собой разумеется, брали за 200, а позже пересаживались поближе. Были кроме этого небольшие группы и курсанты приезжей молодежи.
А вот чего не было — так это показателей отечественного времени. Ни в строении сталинского ампира, где расположен театр; ни в пьесе, где обращение шла о барине, возжелавшем поселить у себя плясунью-цыганку; ни в существовании актеров на сцене — да нигде по большому счету!
И вправду, а на что нам отечественное время, в случае если мы отправились к цыганам? От цыган мы ожидаем лишь одного. Я бы условно назвала это явление «айнанэ».
Это совсем таинственная вещь.
Если вы увидели, действие танцев и цыганского пения основано не столько на мастерстве, сколько на особой волшебстве. Перемещения цыганского танца не столь уж разнообразны — это не изысканная символика танца индийского, не фантастическое буйство испанского фламенко.
И в песнях трогает не певческая изощренность, а особый звук, его «подача». Раскачивание долгих серег, взвихренные юбки, мелькание рук, страстная экспрессия, степной полет дикого, необработанного голоса — все это совместно дает нам волшебный соблазн, дает нам обожаемое «айнанэ».
Под действием «айнанэ» русские практически теряют голову — кидают «лебедей в оркестр», женятся на цыганках, уходят приживалами в табор. «Айнанэ» — это состояние полного праздника, которого русские сами достигнуть не смогут. Исходя из этого они ищут сокровенное «айнанэ» где лишь возможно, в том числе и в театре «Ромэн».
Было «айнанэ» в данный вечер на «Плясунье — дочери шатров»? Было. Но мало! Было, в то время, когда в первом действии вышел цыганский хор праздновать Ефимки и свадьбу Марфуши, было во, втором действии, в то время, когда на сцене показалась Е. Жемчужная и замечательно спела три хорошие песни.
Но так как «Ромэн» — не цыганский ансамбль, а цыганский театр. Исходя из этого, дабы заслужить маленькую порцию «айнанэ», тут приходится выдерживать изрядные этапы сценического действия.
Вот это, само собой разумеется, не сильный звено «Ромэн».
Не было у цыган собственных Чехова и Островского. Об их судьбы писали русские авторы. Исходя из этого в репертуаре театра появляются обработки хороших текстов, где фигурируют цыгане (Лев Толстой, Лесков), либо пьесы авторов, так или иначе варьирующих те же мотивы.
А русские сочинили, в общем, один мотив — как барин полюбил цыганку (почему-то не наоборот, нет для того чтобы, чтобы цыган полюбил дворянку либо барыня — цыгана).
Вот и «Плясунья — дочь шатров» из данной серии. Барину пригодилась плясунья, по причине того, что цыгане в моде. Злобный управляющий забрал Марфу у Ефима, и Марфа страдает в усадьбе. Она пробует убежать, но увязает в болоте и приходит в беспамятство.
Тут со скрежетом получила дымо-машина, которая, по всей видимости, живет в «Ромэн» с 70-х годов, и в клубах едкого дыма плясунье начал грезиться любимый Ефим. Но неприятели оклеветали его, и Ефима отправляют на каторгу.
Марфа бежит за ним, звучит выстрел… и она, сперва пара упав, позже приподнимается и наблюдает в небо. «Журавли летят…» — радуется отважная цыганка, и мы понимаем, что гордая дочь шатров, хоть и погибла, но не сдалась.
Эту архаичную, нелепую мелодрамку, где действия набирается едва-едва на полтора часа, разыгрывают в полной мере красивые актеры. С плясуньей мне не весьма повезло (актриса танцевала без блеска), но что касается барина — Г. Жемчужного либо темпераментного Ефима — Р. Грохольского, то они приблизительно соответствовали стандартам Малого театра 70-х годов.
Но с примесью самодеятельной инфантильности. Играться-то, в сущности нечего, — все лица пьесы нарисованы одной краской.
Но только заиграет музыка, поведут плечами цыганочки, вскинут голову цыгане — и ветром свободных полей сдувает с артистов вялость, беззащитный текст, старомодную преувеличенность смеха и вскриков. И начинаются страсть, горе, веселье, отчаяние.
И все это совместно, и пахнет как словно бы степными травами, и краденые кони ржут, и луна, как бледный одинокий убийца, светит в тёмном небе — словом, «айнанэ»!
А позже — снова наивная фальшь второразрядной цыганской «драмы»…
Что-то очевидно забуксовало в идее цыганского театра, забуксовало — и остановилось в развитии. Быть ли «Ромэн» легко театром? Но для чего? Театров, кроме того сугубо архаического толка, у нас в избытке. Преобразовываться в цыганский ансамбль, нацеленный лишь на «айнанэ»?
Но и в ансамблях недочёта нет. По-моему, театр «Ромэн» — это сокровище, несомненная сокровище, но нуждающаяся в реформах.
Ставить детские, слабенькие пьесы, где зритель терпеливо пережидает вялые диалоги для возлюбленного «айнанэ», — значит, совсем превратиться в какой-то курьез, недорогой коммунистический антиквариат, забавную экзотику. Думаю, «Ромэн» возможно было бы обратить в центр цыганского творчества и менять в афише честные, откровенные концерты с поисками сочетания «айнанэ» с драматическим действием.
Лишь не перекладывать туда-сюда в тысячный раз одинаковые штампы про богатого барина и бедную цыганку.
В случае если энергично и с умом подойти к делу, к тому же суметь грамотно раскрутить и подать данный театр публике, — в нем будет столпотворение!
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
ДИКИЕ ФАКТЫ о жизни ЦЫГАН. БРАЧНАЯ НОЧЬ БЕЗ ЖЕНИХА и СВАДЬБА в 14 лет!
