Старость: шоу или гибель всерьёз?
Десять или одинадцать месяцев назад, к собственному юбилею, Театр имени Вахтангова выпустил спектакль-концерт «Пристань» с участием известных мастеров сцены. Он пользовался таким успехом, что вошёл в репертуар, а сравнительно не так давно был продемонстрирован по каналу «Культура». «Пристань» приводит к гамме различных эмоций и наводит на размышления
«Но старость – это Рим, что
Вместо колёс и турусов
Не читки требует с актёра,
А полной смерти всерьёз».
Б. Пастернак
Классики неизменно жёстки и требуют неосуществимого. Жизнь милосерднее и помой-му разрешает поблажки. Но брать их либо не брать – вот в чём вопрос.
О чём это я? Да вот – о старости.
Быть на сцене до конца – давешняя традиция русских актёров. Ей положил начало сподвижник Фёдора Волкова Иван Афанасьевич Дмитревский (1734–1821). Кинуть сцену «в расцвете», уйти со сцены собственными ногами – согласимся, это не отечественное, не русское.
Да и зритель обожает жить со собственными актёрами всю жизнь, замечая, как он (она) изменился, постарел, но так же, как и прежде душка и молодец.
Сокровище поколения артистов, появившихся до Отечественной войны, всегда возрастает – они собственной плотью скрепляют «распавшуюся сообщение времён», говорят о подлинности прожитых лет, активизируют культурную память. Да и мастерство их, в большинстве случаев, нешуточное, настоящее.
По крайней мере для того чтобы актёра постоянно услышишь, в то время как сценическая обращение молодых отложим скорбный разговор.
В то время, когда зритель приходит, скажем, в Театр «Модернъ» взглянуть на Владимира Зельдина в роли Князя («Дядюшкин сон» по Достоевскому), то Достоевский наконец отдыхает, по причине того, что публику интересуют не его фантазии. В противном случае, как двигается и говорит ветеран сцены.
Зельдин, само собой разумеется, и образ создаёт, и его Князь – возможно, самый милый и добропорядочный из князей «Дядюшкиного сна». Но большая часть публики, думается, одержимо вторым азартом: взглянуть на эдакое «старость-шоу». Воочию убедиться, что возможно в возрасте под сто лет быть вменяемым, в полном обладании собой, играться, кроме того танцевать
Азарт данный понятен, но имеется в нём что-то тревожное. Чувство не через чур большого полёта осеняет зрителя, в то время, когда он готов разразиться бурными аплодисментами, в случае если на сцену выходит знаменитый ему актёр в возрасте.
В театре аплодисменты всё-таки нужно заслужить, и заслужить как раз сейчас, как раз за эту роль. Это входит в понятие опытного преимущества. Предварительные овации – это задаток, его направляться отработать.
Так поступает самоотверженная Татьяна Доронина. Так ведут себя Алиса Олег и Фрейндлих Басилашвили.Так неизменно происходит в Малом театре, где нет никакого «старость-шоу», а просто все трудятся приложив все возможные усилия, в любом возрасте.
Пускай зритель ликует, завидев Элину Быстрицкую либо Юрия Соломина, актёры всё равняется будут прилежно трудиться и заслужат другие аплодисменты – не «мы вас обожаем», а «вот это игра!». И эту отличие в аплодисментах замечательно возможно ощутить в спектакле «Пристань».
«Пристань» создана как эстрадное представление – отрывки из инсценировки и разнородных пьес рассказов смешаны без единой художественной цели. Данный концерт поставлен Р. Туминасом как словно бы без очень больших интеллектуальных затрат.
Знаменитости театра аранжированы и гарнированы не без ловкости, их иронично-уважительно выносят на сцену на руках. Но никакой художественной глубины порою не просматривается.
Из-за чего, например, Юлия Борисова играется дайджест «Визита женщины» Дюрренматта, а Людмила Максакова – бабуленьку из «Игрока» Достоевского, неясно. Суть романа и пьесы не улавливается, это концертные номера.
Мол, посмотрите, как Максакова и Борисова шикарно выглядят, как они одеты, как двигаются. Вправду, одеты шикарно, в особенности Максакова: в эгретке с пером кукушки, каракулевой шапке, шароварах и неимоверном казакине.
Эдакий сумасшедший а-ля рюс, сочинённый как бы неким французом нетрадиционной ориентации. Это не бабуленька Достоевского, а сама Максакова предъявляет себя – лихую, темпераментную красотку без возраста
А ведь когда-то (20 лет назад) в прелестном спектакле Петра Фоменко «Безвинно виноватые» и Борисова, и Максакова не предъявляли себя, а игрались блистательно, великолепно. И тем самым куда убедительнее обосновывали собственное существование.
Это красивые актрисы, но в «Пристани» их сценическая судьба ближе к «старость-шоу», чем к «смерти всерьёз».
Зритель «Пристани» ликует беспрерывно, реагируя на любимцев, зритель по большому счету обожает обожать, обожает ликовать, но как отличаются от дежурных «мы-вас-обожаем» аплодисментов те овации, каковые заслуживают Юрий Владимир и яковлев Этуш! Они приносят на сцену не наивное самолюбование, а опыт огромной прожитой судьбе.
Яковлев – в рассказе Бунина, Этуш – в роли Соломона из «Цены» Миллера живут мгновениями, нюансами, перемещениями души, радостью и горечью воспоминаний. Начинается сценическое время, где счёт идёт на секунды.
Начинается настоящее мастерство во всеоружии опытного преимущества.
И у публики тут же отключается азарт наблюдения «старости-шоу» и включается зрительский инстинкт – всецело сжиться, слиться с актёрским образом, сопровождать любой его жест, каждую интонацию вздохом либо хохотом понимания и узнавания.
По-моему, настоящему артисту должно быть неудобно а также неприятно, в случае если ему хлопают в ладоши лишь за то, что он живой и двигается. И кстати, пологаю, что здорово и полезно было бы для студийных, молодых театров приглашать для работы известных актёров в возрасте.В этих условиях не будет никакого «старость-шоу» – а вот уникальное творчество в полной мере возможно.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
Дж. Карлин 2008 Про смерть и старость
