Окрасился штирлиц багрянцем
Режиссер фильма Татьяна Лиознова отнеслась к идее перевода Штирлица в цвет с энтузиазмом, понятным и извинительным для пожилого человека, внезапно вновь оказавшегося в центре внимания. «Сам режиссер одобряет» — может ответить на критику РТР. Однако это не аргумент. «Семнадцать мгновений весны» давно поступили в распоряжение общества и получили именно от него статус шедевра телевизионного кино.
Обществу — то есть сознательным образованным людям — и судить, нужен ли цветной Штирлиц. Обществу, а не полуграмотной массе теледеятелей, спящей летаргическим сном и «хавающей» все подряд.
Я принадлежу к числу сугубых поклонников телефильма «Семнадцать мгновений весны» и знаю его до мельчайших деталей. Это шедевр, не нуждающийся в улучшении.
Его черно-белая эстетика происходит не от бедности, которой и быть не могло в момент создания картины, а от точности художественного замысла.
Ведь там рассказана история абсолютно фантастическая, но она происходит на реальном историческом фоне. Персонажи вымышленные и персонажи, взятые из реальности, действуют в одном пространстве.
В черно-белом мире фильма настоящая хроника и выдуманные события сливаются воедино, в новый миф. Нам сообщают, что такого-то числа, в такое-то время Советская армия начала наступление — а профессор Плейшнер вышел из бернской гостиницы и отправился на роковую Цветочную улицу.
И судьба несчастного профессора делается такой же достоверной, как и подлинные исторические события. Более того: вымысел даже как будто поглощает реальность, торжествует над ней.
Вот это единство художественного мира и развалено. Новая версия содержит ряд «улучшений», ни для чего не нужных.
Это не только цвет, но и новые титры, новая машинопись в сценах, где зачитываются характеристики на членов нацистской партии, новая музыка. Вся сцена беседы радистки Кэт со следователем гестапо, прикидывающимся страховым агентом, идет под какие-то тревожные визги скрипок, как это бывает в плохих фильмах ужасов.
Видимо, вкус тех, кто работал над новой версией «Семнадцати мгновений», уже намертво опошлен современным масскультом. И аскетически строгая, внутренне насыщенная, отлично сделанная сцена им уже кажется недостаточно выразительной.
Сейчас уже нельзя просто играть! Надо еще подбавить чего-то! И подбавляют.
Подобно изготовителям продуктов, которые всюду суют «усилитель вкуса глютамат натрия».
Для каких надобностей производители всюду суют этот мерзкий глютамат? А оттого, что у большинства их продукции никакого вкуса вообще нет, а с глютаматом все-таки как бы вкусненько.
Так и современный масскульт. У большинства фильмов и сериалов нет питательного содержания, поэтому надо подбавлять спецэффектов, музыки и пр.
Но в случае с «Семнадцатью мгновениями» ошибочка вышла. У этого произведения есть собственный «вкус». «Улучшать» его — все равно что добавлять глютамат натрия в уху из свежей рыбы, сваренной на костре.
Главный эмоциональный стержень картины — это исключительно напряженное состояние ума героя. Он маниакально сосредоточен на своем задании, и оттого весь мир выстроен сурово и точно вокруг этого напряжения.
Зритель прикован к главному, существенному, важному: решается судьба мира. Что могут добавить к этой симфонии психических и умственных сражений — желтый цветочек на шляпе фрау Заурих или коричневые шторы в кабинете Гиммлера? Ничего.
Это не имеет никакого значения. Миллионы людей, из любопытства заглянувшие посмотреть цветного Штирлица, были так же обескуражены, как если бы встретили старого друга, вдруг поменявшего пол.
Нет, нам нужен именно наш старый добрый Штирлиц, такой, каким он и вошел в вечность.
Но цветная версия картины потребовалась не для художественных целей, а для того, чтобы приблизить старую ленту к современному дизайну телевидения. А этот дизайн — на всех каналах! — уверенно движется в сторону младшей группы детского сада.
Всюду порхают голубые бабочки, катаются желто-красные кубики, вылезают розовые цветочки, все раскрашено без всякого вкуса и правдоподобия. Чтобы детки-дебилы не заскучали и не пошли резать друг друга?
И тут открывается целая дорожка взаимодействия со старым кино: теперь отчего бы не пойти по ней дальше? Отчего бы не «улучшить» «Петра Первого», «Ивана Грозного», «Александра Невского»?
И не просто перевести в цвет, чтоб парча и жемчуга сияли как надо, а забраться внутрь и кое-что подкорректировать в связи с новой глянцевой эстетикой? Убрать ненужные родинки и волоски, поработать над цветом лица, кое-какие фигуры подвергнуть визуальной липосакции?
Вставить более актуальный текст, добавить новую, более современную музыку?
Не будучи коммунистом Ленобласти, все-таки я бы хотела, чтобы эта дорожка была закрыта властной рукой. Перестраивать памятники архитектуры, переписывать классические книги и переделывать шедевры кинематографа — все это антикультурная деятельность, не добавляющая никаких художественных ценностей.
Напротив — эта антикультурная деятельность уничтожает или умаляет ПОДЛИННОСТЬ искусства. Которая не имеет ничего общего с гламурными стандартами «красивенького и вкусненького».
Подлинное в гламурном мире часто кажется жалким — ну что это такое, Венера Милосская без рук, Ника Самофракийская без головы! Давайте наконец приделаем, а то как-то неудобно вообще.
А как бы выиграли офорты Дюрера в цвете! А что это у нас такая грустная, однообразная природа у Левитана — не пририсовать ли ему хорошие хороводы из длинноногих девушек…
Уж лучше бы телевидение помогало талантливым людям развивать телевизионное кино, а не тратило огромные деньги на вредную бессмыслицу.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
Лидия Русланова Окрасился месяц багрянцем
