Опять у русских никто не виноват

Опять у русских никто не виноват

Пафосный мужской голос семь дней две кричал: «К юбилею великой актрисы!», вызывая могучее желание пойти и придушить кого­-нибудь из управления канала — не насовсем, а чтобы поубавить ора на ровном месте. У Инны Михайловны Чуриковой никакой не юбилей, а рядовой сутки рождения, и, помимо этого, никого из сейчас живущих в Российской Федерации неприлично на всю территорию страны именовать «великим».

Спокойней, Российская Федерация! Трезвей, Российская Федерация!

Мельче плохого пафоса, Российская Федерация!

Пьеса А.Н. Островского «Безвинно виноватые» имеет продолжительную и славную сценическую историю.

Совсем сравнительно не так давно центральную роль Кручининой­-Отрадиной в Санкт-Петербурге игралась Ирина Мазуркевич, в Москве — Татьяна Доронина (МХАТ Неприятного) и Юлия Борисова (театр имени Вахтангова), притом все игрались превосходно. Существует и две экранизации: давешняя, прекрасная, с Аллой Тарасовой и довольно новая, не сильный, с Галиной Вишневской.

Эту пьесу по большому счету весьма тяжело провалить. Так как Островский решил вступить в творческий бой с переводными поделками и написал примерную русскую мелодраму на вечную тему «сын и мать».

Он создал, как неизменно, прекрасную, вкусную картину русской судьбы, где полным­-полно типчиков и родных типов. И создал живой образ совершенной дамы, с любящей милосердной душой.

Пьеса так хороша, что не испытывает недостаток ни в каких исправлениях. Но кино — мастерство вздорное, появившееся, чтобы развлечь обывателя. Высоким мастерством оно не редкость в одном случае из десяти тысяч.

Кинематографисты постоянно переписывают пьесы. Вот и Глеб Панфилов отправился обычным методом, по способу «Ожесточённого романса» Рязанова, экранизируя то, о чем в пьесе рассказывается, и меняя места действия.

В противном случае внезапно зритель, что уже страдает острым недержанием внимания, заскучает.

Первое воздействие пьесы «Безвинно виноватые» происходит в доме героини. В фильме же появляется «салон мод Мендельсон и трактир» и сыновья.

Текст Островского мешается с отсебятиной низкого качества. Но не в этом основная неприятность — а в том, что храбрецы первого действия у автора молоды.

И все силы Инны Чуриковой уходят на то, дабы как­-то преодолеть появляющуюся неловкость, она чувствует себя несвободно, да и зрители скорее рассматривают парик и грим актрисы, чем наслаждаются блеском ее игры.

По окончании титров «прошло двадцать лет» дело идет живее. Появляется потерянный сын Кручининой, Григорий Незнамов, которого персонажи фильма из-за чего-­то настойчиво именуют Сашкой.

По всей видимости, дабы зритель не додумался раньше времени. Его играется Иван Панфилов, обаятельный артист приятной наружности. Нисколько не сомневаюсь, что это красивый юный человек. Он ничего не сломал в картине.

Но в таких вопросах, как экранизация хороших произведений первого ранга, все­-таки домашние интересы должны уступать место творческим.

У всех имеется жены, дети, братья, и мы неизвестно до чего докатимся, превращая мастерство в небольшой домашний бизнес. В редких случаях не редкость, что домашние узы подкреплены громадным талантом — так случилось у Чуриковой и Панфилова.

Но разве это гарантия того, что все, носящие фамилию «Панфилов», одарены по высшей мере? То, что Чурикова играется на несколько с собственным сыном, именно провалило картину энергетически.

Второй артист, быть может, сумел бы дать фильму необходимый импульс. А так происходит вялое разыгрывание сюжета, и носовые платочки всю дорогу мокры-­мокрешеньки от фальшивых слез.

Дабы обострить воздух, Панфилов вводит в картину мотив психологической заболевании героини. Она не просто страдает воображением, доходящим до галлюцинации, — эти видения воплощены, Кручинина­-Чурикова видит собственного Гришу, мнимого сына, наливает ему молока в блюдце с малиной, кидает мячик.

Другими словами Елену Ивановну пора везти в дом скорби. Чурикова это играется убедительно, по причине того, что она и по большому счету актриса предельных и запредельных состояний, она может продемонстрировать душу в экстазе, огне, болезни, правонарушении.

Но это о чем-то втором, не о героине Островского. В ней нет тепла и мягкости, характерных совершенным дамам драматурга. Чурикова — выдающаяся актриса, одержавшая в жизни множество настоящих, полновесных творческих побед.

Но Кручинина Островского не ее роль, Островский не ее мелодрама и драматург не ее стихия.

Из других актерских работ возможно выделить разве что очаровательного Альберта Филозова (Дудукин). Что-­то не произошло у Виктора Сухорукова с ролью Шмаги.

Избыточно пошла Амалия Мордвинова. Ненужной и тщетной шалостью смотрится придуманный режиссером второй финал фильма, происходящий якобы через два года, в то время, когда Кручинина и полученный сын выступают в Александринском театре, а забытый обиду папа­ подлец Муров (Олег Янковский) нянчит внука.

Что это за сиропчик, для чего? Островский ненавидел подлость в мужчинах и не прощал им ничего.

Скучноваты освещение и операторская работа… В общем, Островскому повезло значительно меньше, чем Сол­женицыну, — к роману «В круге первом», не первостатейному в художественном отношении, Глеб Панфилов отнесся куда более шепетильно и аккуратно, чем к шедевру Островского.

Но сам по себе не неоспоримый как телевизионный продукт фильм Панфилова произвел, возможно, на зрителей, благотворное чувство. Люди слышали — время от времени — текст Островского, видели обычных храбрецов на природе и в обстановке позапрошлого века.

Это по окончании ежедневных, с утра до вечера, рассказов об грабежах и убийствах, по окончании ужасных потоков эфирной агрессии.

Выигрышный фон.

Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ

Андрей Картавцев — Никто из нас не виноват (концертное выступление)


Вы прочитали статью, но не прочитали журнал…

Читайте также: