Про страдания для сытых
В прокат вышла картина известного драматурга, а сейчас и режиссёра Василия Сигарева называющиеся «Жить». Любопытно, что чуть ранее в прокате показалась и вторая лента с тем же заглавием дебютанта Ю. Быкова.
Вправду, по окончании просмотра обеих картин весьма хочется жить – и в таком месте, где нет современного отечественного кино.
Различить эти две «Жити» возможно по их длительности: дебютант Быков растянул собственную неинтересную историю про агрессивных неприятных мужиков на осеннем русском поле на 1 час 19 мин., а Василий Сигарев размахнулся со собственными несчастными дамами аж на два часа. Но Сигареву всё возможно, тем более растягивать истории, чьё содержание легко уложить в 15–20 мин., на любое время.
Сигарев – самый популярный на сегодня отечественный драматург, и его пьесы идут в любом большом театральном городе страны.
Сигарев – главное и любимец критики открытие фестиваля «Кинотавр» (он взял пряники и пироги и за собственный дебютный «Волчок», и за нынешнюю «Жить»). Сигарев – певец русской дегенерации, настоящий мальчик, человек в топе, отмеченный судьбой.
Для сытой столичной интеллигенции именно он в собственных произведениях воображает эту таинственную, нищую, какое количество, пьяную, свирепую «Россию», которую они, в большинстве случаев, в глаза не видели. А тут, прошу вас, всё как надеется, светло же, что полный кошмар – и вот он вам: полный, беспросветный кошмар
Неприятная пьяница, мать двух девочек, пришла в себя, вымыла жилище, ожидает дочерей из приюта. Транспорта нет, и строгая, но сердобольная милиционерша решает привезти девочек на маршрутном автобусе. Но маршрутка, конечно, разбивается, и девочки мертвы.
Мать, помешавшаяся с горя, на похоронах вздумала, что дочери живы. Она откапывает их из могилы, пряча трупики в погребе и прогоняя всех живых от собственного дома. В итоге она взрывает его бытовым газом
Это лишь одна сюжетная линия фильма «Жить». Остальные в том же духе. Кому-то из зрителей, наблюдающих, как мёртвые девочки плавают в затопленном погребе среди цветов и с куклами, может показаться, что это – дикая безвкусица. Я также так думаю.
Нагнетание одних и тех же чувств, неделикатное, пошлое обращение с темой людской горя, щегольство мнимой собственной «смелостью» всецело отвратили меня от фильма. Наблюдать его было томительно скучно, не смотря на то, что вся картина была старательно отглажена в духе европейского арт-хауса розлива, скажем, Роттердамского кинофестиваля.
(Русское горе-злосчастье – это также вид сырья, что возможно переработать в продукт, выгодно реализовать, и выпивать шампанское на кинофестивалях. Не нефть и газ, а всё-таки ресурс!)
И дело вовсе не в том, что Сигарев, мол, рисует нам «правду судьбы», а она как раз такова: кошмар и ужас. Почему-то у нас «правду судьбы» вычисляют тёмным коробкой, куда влезают лишь несчастья, катастрофы и злодейства.
В это же время «правда жизни» – это всё что угодно, а также подвиги веры, самоотвержения и любви. Кроме того очевидная русская дегенерация складывается из массы сложных явлений, и она куда красочнее и разнообразнее, чем фильм «Жить».
Никакая это не «правда жизни» – а фальшь мастерства. Перипетии картины идут в одном направлении: от робкой надежды храбрецов к полному отчаянию.
Что тут занимательного?
Как же увлекательный драматург стал неинтересным режиссёром?
Ох и сложный случай данный Василий Сигарев, хитроумный уральский юноша. Начнём с того, что он гениален, действительно, гениален «диким образом» – тяжело отыскать в его произведениях большие следы знакомства с культурой.
Но, не смотря на то, что его персонажи ведут диалоги в стиле «Ты чё, блин? – Да я ничё, блин», он может и отыскать острую обстановку, и подсмотреть у жизни ясное лицо. Взволновать, зацепить.
В сравнении с популярными драматургами прошлых десятилетий – Петрушевской, Ниной Садур – Сигарев, само собой разумеется, деградация и по языку, и по юмору, но всё-таки одарённость его несомненна. Но расхваливали Сигарева, по моему точке зрения, вовсе не за то, в чём он силён.
Среди пьес Сигарева имеется пара совсем «обычных», трагикомедий и традиционных комедий в духе «Провинциальных смешных рассказов» великого А. Вампилова. С громадными хорошими ролями для актёров, с забавно придуманным действием а также с моралью.
Он умел извлекать необычную поэзию из печального мусора провинциальной судьбе и, если бы трудился над собственными пьесами больше двух-трёх дней (заметны следы стремительного письма), имел возможность бы достигнуть приличных высот. Но об этих пьесах (к примеру, «Детектор лжи», «Гупёшка») критики предпочитают молчать.
Всё вследствие того что Василий Сигарев попал на щит к деятелям так называемой новой драмы, и они принялись прославлять его за второе. За мрачность, нигилизм, подростковые комплексы, за безбожие и безнадёжность, за нарочито пошлое отношение к даме.
Это было у драматурга напускным, внешним, это прошло бы со настоящей работой и временем. Но любой толковый провинциал мигом смекает, что берут в столицах – а брать стали храбрецов, сидящих на унитазах. (Почему-то в «новой драме» ванная и унитаз стали главными пространствами действия.) Брать стали рассказы про то, что у людей ниже пояса, брать стали диалоги «ты чё, блин», брать стали отчаяние и нигилизм.
Вот создатель и начал производить то, что берут и за что награждают, дело понятное. Но по-настоящему развиваться, мне думается, он прекратил.
В его дебютном фильме «Волчок», к примеру, продемонстрирована дама-тварь, лишённая материнского инстинкта, в прекрасном выполнении Яны Трояновой. Это сильный и правдивый образ – но практически два часа экранного времени он существует, никак не изменяясь и не развиваясь, и вся обстановка – замершая, статичная, неподвижная.
То же самое и в новой работе. Позволительно ли так обращаться с художественным временем?
И кто будет наблюдать такие картины?
Сами храбрецы Сигарева и им подобные, так сообщить, «потерпевшие», несчастные обитатели страны горя, таких фильмов не начнут смотреть ни за что на свете. Им необходимы надежда, ободрение, развлечение.
Но фильмы Сигарева что-то полюбились процветающим сытым людям, каковые желают пощекотать нервы зрелищем чужих несчастий, созерцанием далёкой безнадёжности и страны бедности.
Тревожный симптом, по-моему.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
О страданиях
