Рогожкин созрел для сказки
АЛЕКСАНДР Рогожкин хоть и настоящий храбрец авторского кино, но изъясняется на вразумительном, общеупотребительном киноязыке и говорит о несложных и ясных вещах. «Караул», «Особенности национальной охоты», «Блокпост», первые серии «Улиц разбитых фонарей», «Кукушка» — ясное кино, собственного рода столбовая дорога, по которой должны идти, в действительности, толпы режиссеров. Но они на данный момент валом валят в жанровый дизайн, и на столбовой дороге что-то пустовато.
Говорить понятные, человекоразмерные истории про то, что случается-бывает с человеком в жизни, на хорошем русском, в естественных ритмах, никто особенно не рвется. Вот лепить прекрасные и ужасные картины, меняя замыслы каждую секунду, под забойную музыку — это весьма интересно.
В том месте, где когда-то проходила столбовая дорога, — практически никого нет, не считая храбрых дедушек наподобие Масленникова да и тодоровского. К тому же Балабанов с Месхиевым.
Да Михалков, очевидно, но он сейчас нас не балует своим творчеством, забрал паузу в восемь лет. Так что Рогожкину никого не нужно отталкивать, чтобы пробиться со своим кино к зрителю.
Зритель настроен к автору «Изюминок» только доброжелательно. Однако тут имеется и собственная опасность. От известного режиссера зритель желает, в большинстве случаев, повтора, узнавания приятеля, подтверждения репутации.
А каждый режиссер, тем более режиссер авторского кино — живое существо. Он обязан развиваться не навстречу пожеланиям, а по собственной, заложенной в него программе.
Так, как это, к счастью, делают деревья, свободные от давления людской воли.
Говорю к тому, что кое-что привычное, «рогожкинское» (к примеру, юмор) зритель в картине отыщет, а кое-чего не отыщет. Так вот, негодовать не следует — может, так и нужно?
К примеру, зритель не отыщет в этом фильме сюжета как строгой, единой истории, которая объединяла бы всех храбрецов. Их объединяет лишь место действия — аэродром. Но у Рогожкина так бывало — и в «Блокпосте», и в «Изюминках».
Это такие вот приметы русского, мужского эпоса в его комедийном варианте.
Сперва может показаться, что обещан боевик про то, как союзники пригнали самолеты, а отечественным летчикам сейчас нужно их перегнать на фронт. Но нет — за пределы аэропорта мы не выйдем, и надежда на боевик растает, как маленькая грозовая туча.
Позже может показаться, что словно бы бы планирует мелодрама и намечаются контуры амурного треугольника между бывшей женой начальника (Анастасия Немоляева) и начальником (Даниил Страхов). Нет, и мелодрама растворяется в воздухе.
Возможно, основное в «Перегоне» не условности жанра, а движение обыденности, тыловые будни?
Тут не История правит, та, что с громадной буквы, а также не та, что с маленькой, тут правит анекдот. Действительно, анекдот — вещь маленькая и стремительная, а картина идет больше двух часов.
Так это такая особенность национального кинематографа, потому, что Российская Федерация, как нам в далеком прошлом растолковал Рогожкин, по большому счету вся сплошь складывается из изюминок…
Рогожкин сам пишет сценарии собственных картин, он литературно одаренный человек, и написал в «Перегоне» большое количество ясных лиц. Это и очень сильно выпивающий, ожесточённый и несчастный припадочный начальник (Алексей Серебряков), и милейший политрук с непременной верной собачкой, трусящей за ним (Юрий Ицков), и умный, проницательный и ужасный следователь (Кирилл Ульянов), и ссыльный авиаконструктор, сейчас повар (Юрий Орлов) и многие другие.
Настоящих распрей между ними нет, разве что ледяные глаза следователя нагнали страху на мирный аэропорт, но он как приехал, так и уехал. Нет распрей, по причине того, что все они — красивые люди.
Красивые русские люди.
Но и команда американских лётчиков и лётчиц — также хорошие люди. Доброжелательные, радостные, превосходно выполняющие опытный долг. А чукчи какие конкретно прекрасные люди!
Они весьма умные, чукчи, умные и простодушные. Из них выходят настоящие храбрецы, даже если они мало хитроваты и подловаты, как мальчик Попов, что писал доносы в НКВД. Но позже, как мы определим в эпилоге, он отправился на войну и героически погиб.
Неспешно в более-менее реалистическом повествовании все посильнее звучат сказочные ноты. Режиссер, как всевышний, солдатственно защищает созданный им мирок от всякого зла. Прочь, демоны!
Тут живут хорошие люди в промышленных количествах, повар-ссыльный поразительно вкусно готовит, доктор выращивает в оранжереях цветы и плоды, не обращая внимания на тревожный гул самолетов, дамы женственны, мужчины мужественны. В чудодейственном воздухе картины оживают кроме того засохшие розы, а поросенок Тарасик, переданный в дар американцам, отъелся на Аляске в огроменную свинью…
Другими словами, Александр Рогожкин совсем созрел для сказки. На реалистические картины из военной судьбы «Перегон» похож лишь по формальным показателям.
В действительности вся эта картина пропитана любовью к хорошей, чистой, верной, несложной жизни, где все люди братья, а водка неизменно холодная и подают ее в чашках крутобедрые и полногрудые бабы. Где дама информирует мужчине о собственной беременности в таких выражениях — «Василий Иванович, я от вас тяжелая», а тот одобрительно гладит ее по животику.
Где автомобили и механизмы — такая же живая живность, как собака либо поросенок, и требует заботы и ласки…
«Перегон» — бытовая сказка, обаятельная и несуразная. Но пора, я считаю, отечественному народному режиссеру браться и за чудесные сказки.
У него может великолепно оказаться.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
Буратино созрел – сейчас желает собственное жильё и девушку. Сказки У. Выпуск 15
