Князь игорь, скромный и печальный

Князь игорь, скромный и печальный

В Громадном театре состоялась премьера оперы А. Бородина «Князь Игорь». дирижёр и Музыкальный руководитель – Василий Синайский, режиссёр-постановщик – Юрий Любимов. Новую музыкальную редакцию хорошей оперы сделал композитор Павел Карманов под присмотром композитора Владимира МАРТЫНОВА.

Новый «Князь Игорь», в большинстве случаев не умещавшийся и в четыре часа, сейчас идёт два с половиной: пятьдесят мин. первое воздействие (первый акт и пролог), приблизительно час сорок мин. – второе (три акта совместно). Собственную задачу П. Карманов растолковал так: для динамичности действия, которого потребовал режиссёр, ему было нужно сократить «божественные длинноты» произведения Бородина.

Это, само собой разумеется, спорный момент новой постановки, поскольку под «длинноты» попали и известная ария Кончака, и дуэты Кончаковны и Владимира Игоревича, и другое, привычное для слушателя.

Имеется ли, фактически, в хороших операх «длинноты»? Либо это музыкальные мысли автора, необычно развитые? У творчества собственные законы.

Уберите, например, «длинноты» из жирафа либо слона – что останется?

Однако, работу редактора тяжело признать тщетной – она сделана целенаправленно, подчинена постановщику и придаёт «Князю Игорю» стройные черты камерной лирической оперы о храбрецах, потерпевших неудачу в истории, но победивших в личной судьбе.

половцы и Русичи в новом «Игоре» контрастны. Половцы традиционно колоритны, разодеты в жёлтое и оранжевое, а их пляски так же, как и прежде идут в постановке Касьяна Голейзовского (редакция Юрия Григоровича). «Половецкие пляски» также возможно было бы, кстати, причислить к «длиннотам» – но на такое Громадный театр не решился.

Тут бы уже бунты пошли. Итак, половцы отплясали как положено, на фоне пяти могучих языческих идолов, воплощающих безжалостную мощь неприятелей Руси (живописец З. Марголин).

В третьем акте нападающие на Русь половцы разворачиваются анфас к зрителю и с умными и хищными лицами делают захватнические жесты руками – идём на вас, мол.

А вот русичам не досталось никакого колорита. Одетые в серенькое и беленькое, они не могут похвастаться ни красотой, ни силой, ни удалью.

В прологе дамы, хоть и поют «Слава, слава», прочно держат супругов за руки, не желают пускать на войну. Женская стихия по большому счету преобладает на данной Руси, воплощаясь в собственной героине, княгине Ярославне (Анна Нечаева).

Она, добропорядочная и волевая, делается оплотом мужественности – в укор временщику, дрянному мужчине Владимиру Галицкому (Алексей Тановицкий).

Юрий Любимов отнёсся к опере Бородина хоть и с непременной для режиссёра для того чтобы типа агрессией, но без всякого цинизма. Опера сокращена, но фатально не модернизирована, и система ценностей в целом не потревожена: князь и ярославна Игорь предстали как заветные, любимые храбрецы.

Игорь (Михаил Казаков) – человек с только сильной, больной совестью. На одного себя он взваливает вину за историческое невезение отчизны, и эта невиданная среди властителей ответственность, честность и предельная искренность делают храбреца страно красивым.

Артист выполняет партию без мельчайшего налёта заштампованной пышности. Его великий неудачник в самом деле делается драматическим центром действия: окружённый самодовольными неприятелями, Игорь противостоит им собственной честной, страдающей душой.

Вот чего нет у торжествующих половцев – страдающей души – и вот что приведёт русичей к моральной победе. Действительно, эта победа – всего лишь в воссоединении добропорядочных супругов, обнимающих друг друга на стене Путивля (стенки Путивля обозначена скромным фризом с еле различимыми рельефами).

Ничего победоносного, могучего, величавого нет в данной Руси, она забрана в унижения и миг позора. Но драгоценные крупицы нравственного благородства главных героев возвышают её

Итак, идея новой постановки «Игоря» очевидна: настоящие храбрецы, с совестью и душой, смогут спасти отчизну от беды. Я всецело согласна.

Но чем помешала проведению данной мысли ария Кончака, не осознаю. И отсутствие национального колорита в русских сценах также смущает: тут, изгоняя штампы для драматизма, утратили, на мой взор, что-то архиважное.

Сценография Марголина через чур условна – на заднике тёмный крест либо круг солнца, на сцене четыре повозки, скупо, сурово, маловыразительно. Для половцев нашлись убедительные идолы, для русичей аналогичных правильных черт не нашлось.

Костюмы такие блёклые, что, если бы известный мастер света Дамир Исмагилов не заливал иногда сцену потоками многоцветных лучей, наблюдать было бы достаточно скучно. Быть может, всё это было бы очень кстати, если бы в каком-нибудь камерном театре ставили оперу, к примеру, В. Мартынова либо П. Карманова.

Но, "Наверное," музыка Бородина и режиссёрское обострение драматизма составили несоответствие, которое разрешилось не в пользу Бородина.

Но перед нами не святотатство циника, не наглость любителя – но осознанная и необычная трактовка настоящего режиссёра. Спорно, но не бессмысленно!

Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ

Хворостовский, ария князя Игоря | Hvorostovsky, aria of Prince Igor


Вы прочитали статью, но не прочитали журнал…

Читайте также: