Когда человек изменяет себе, он начинает разрушаться
художественный руководитель и Знаменитый артист Столичного драмтеатра имени М.Н. Ермоловой Олег МЕНЬШИКОВ в гостях у читателей «АН».
Пошли на Меньшикова!
– Олег! Ты знаменит всем как актёр, но вот как худрук Театра имени Ермоловой до тех пор пока известен мало. Знаю твой свободолюбивый нрав и свободную повадку.
Как публика возможно уверена, что эта история продлится, и в один непрекрасный момент ты не сообщишь: «Будь проклят тот сутки, в то время, когда я сел за баранку этого пылесоса»?
– Вообще-то я всегда был соперником репертуарного театра и в принципе им и остаюсь. Я, по всей видимости, решил подрывать его изнутри! Зрители смогут быть спокойны довольно моего места работы. Был у меня годом ранее отчаянный порыв уйти, что я упрочнением воли подавил.
Так что буду дальше пробовать делать это дело. Но у меня полное чувство, что люди, каковые кричат о том, что нужно сохранять репертуарный театр, – не весьма знают, что в репертуарном театре нужно защищать и выручать.
За что мы боремся?
Кто-то сообщил: режиссёр – это интонация, театр – интонация. В Мастерскую Фоменко ходят, в общем, не выбирая заглавия, очень не выбирая автора, идут – в театр. По причине того, что знают, что они в том месте смогут взять.
По крайней мере, при жизни Фоменко так и было. Я бы желал, дабы Ермоловский театр со временем владел таким вот театральным обаянием. В то время, когда люди говорят: что сейчас вечером делаем? А пошли в Ермоловский!
На что – не имеет значение на что!
– Могу сообщить, чего ты совершенно верно достиг: люди смогут сообщить – пошли на Меньшикова! Не имеет значение на что!
– Это и прекрасно и не хорошо. Иначе, в случае если я как актёр этого достиг, это скорее прекрасно.
Но в чём тогда содержится суть отечественной профессии?
– Афиша театра до тех пор пока что в полной мере «напоминает прежнее». Как в советское время: русская классика, зарубежная классика, современная советская пьеса, современная зарубежная пьеса.
Какой же ты разрушитель?
– А я ничего уничтожить и не могу. Именно в составлении афиши я не весьма осознаю, что такое «репертуарная политика».
Любой режиссёр приходит со собственными идеями. Я, к примеру, весьма желаю высокую комедию. Не осознаю, из-за чего на данный момент не ставят Лопе де Вега, из-за чего не ставят Тирсо де Молина – возможно, не могут? Другими словами точно не могут.
Я предлагал двум-трём режиссёрам, они отказываются.
Непременно, рождение нового театра связано с новым именем в драматургии. У нас его нет, но у меня такое подозрение, что их, драматургов, по большому счету на данный момент в театре нет.
Они все, кому 25–30 лет, ушли на СТС, пишут комедийные программы, сериалы. Уходят в том направлении, где легче, где больше денег, и природный их драматургический талант неспешно исчезает.
По причине того, что, в то время, когда человек начинает изменять себе, своим опытным и нравственным убеждениям, он начинает разрушаться. Пускай это звучно звучит, но это так.
– Значит, ты таковой человек, к которому возможно прийти со словами «а я вот пьесу написал», «а я вот спектакль желаю поставить»?
– Про меня идёт таковой слух, что ко мне не подойти, что меня окружает куча посредников, доступа «к телу» нет. И в то время, когда юные режиссёры знают, что это вероятно в течение 10 мин., они впадают в шоковое состояние.
У нас раскрывается новая сцена – малая. Строится в помещения театра, на 140 мест, современное оборудование, два купола в фойе Я желаю, в случае если в феврале-марте это произойдёт, дабы уже был репертуар.
Так что ожидаю прихода режиссёров. Я не так ожидаю артистов – ну, хороших ожидаю, но это не новость, хороших артистов все ожидают.
Вот у нас появился на данный момент Саша Петров – ему, если не ошибаюсь, 24 года. Данный Саша Петров пришёл на показ, и я заметил такое забытое амплуа – храбрец-неврастеник.
Сломал батарею в репзале на протяжении показа, табуретку какую-то сломал, причём я осознаю, что это не эпатаж и не заболевание, он не пациент, он обычный, но по амплуа – неврастеник. Я ему сходу внес предложение Гамлета.
Надеюсь, покажется новое имя на театральной карте.
Гамлет меня не завлекает
– Итак, худрук Театра имени Ермоловой думает об актёрах, а кто поразмыслит об актёре Олеге Меньшикове?
– Важный вопрос! Я тебе по большому секрету сообщу – мне эта профессия порядком поднадоела.
Мне повезло когда-то с Фоменко, с «Калигулой». Нет, нельзя сказать, что я невезучий человек, но по большому счету в театре у меня мало было режиссёров, больше в кино.
И сознание театральное у меня когда-то перевернул, само собой разумеется, Пётр Наумович Фоменко У меня на данный момент нет непреодолимого жажды выходить на сцену. Вот и думаю: кого бы сейчас забрать да сыграть?
Мне режиссёр Евгений Каменькович, бывало, всё кричал раньше – ты совершаешь правонарушение, ты не сыграл роль, которая была написана для тебя! Имея в виду Гамлета.
А она меня по большому счету ни при каких обстоятельствах не притягивала.
– Заметное событие произошло весной и для Театра Ермоловой, и для театральной Москвы – я имею в виду премьеру спектакля «Портрет Дориана Грея», спектакля громадного, технически сложного, с тобой в роли лорда Генри. Твоя ли это была инициатива либо пришёл с идеей постановки режиссёр?
– У меня данный роман в далеком прошлом приводил к жгучему интересу. Одно время, в то время, когда думал о собственном дебюте в кинематографе в качестве режиссёра, думал как раз об этом романе весьма серьёзно.
По определённым обстоятельствам не получилось А режиссёр Созонов пришёл в театр с этими техническими идеями, экранами, микрофонами – и соединение новейших технологий как раз с этим материалом мне показалось верным.
Мою линию, лорда Генри, мы поменяли. В романе он исчезает, испаряется, сперва блещет-блещет-блещет, сыплет афоризмами, а в конце куда-то девается, словно бы в командировку уехал.
Уайльд же не создал тут характера, как мы его понимаем с отечественной русской классикой. Тут, в этом романе, по большому счету нет характеров, частенько финиши с финишами психологически просто не сходятся.
Исходя из этого мы «додумали».
Критикам необходимы новые формы
– Какие конкретно у тебя, кстати, отношения с критикой?
– У меня? Никаких. Я её не весьма знаю. Мне известны какие-то фигуры, каковые считаются одиозными, «серыми кардиналами» столичной театральной судьбе, – я думаю, это чересчур, ни на что эти фигуры воздействовать очень не смогут.
А с возникновением Интернета, мне думается, театральных критиков по большому счету стали мало просматривать. Мне думается, и сами критики должны осознать, что в случае если театру необходимы новые формы, то, увы, они необходимы, ребятки, и вам.
– Значит, ни пользы, ни вреда критика тебе принести не имеет возможности?
– На сегодня – нет. В далеком прошлом уже неинтересно. Я знаю, что за роль Тарасова в «Легенде №17» меня восхваляли.
Режиссёр картины Коля Лебедев продемонстрировал – взгляни, что про тебя пишут. А уж, казалось бы, вот предлог отдохнуть по окончании всего дерьма, которое я за последнее десятилетие про себя прочёл, вот возможность самоутвердиться.
Нет, неинтересно, правда.
– Вправду, редкий случай – твоя актёрская работа в «Легенде №17» привела к массовому одобрению кроме того в злобном Интернете. Я задавала вопросы Николая Лебедева – что Меньшиков? Как он это всё обладил, просматривал ли про Тарасова, изучал ли?
Он ответил: «Не знаю, он таковой загадочный».
– Говорю: ничего не просматривал, взглянул два документальных фильма. С дочерью, Татьяной Анатольевной, пробовали говорить раза два.
По окончании премьеры она сообщила мне такие слова, что мне их и повторять некомфортно. В то время, когда пара лет назад мне внесли предложение почитать сценарий на студии ТРИТЭ, я ответил – мне тут играться нечего, роль тут одна, Тарасова, больше нет ролей.
Я тогда был уверен, что они заберут – царство ему небесное – Богдана Ступку, кого-то из аналогичных замечательных артистов. И забыть-то про всё забыл, не смотря на то, что сценарий мне понравился.
Через некое время звонит продюсер Верещагин и говорит: не желаешь ли Тарасова, давай встретимся. И это тот случай, первый раз со мной в жизни – меня повела роль.
Я в большинстве случаев в принципе «головастик», я сижу, придумываю эпизод от начала до конца, всё разбираю, идёт работа ума. Тут я имел возможность себе позволить не думать об эпизоде, я приходил на съёмку и шёл в кадр.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
Из-за чего мужчины лгут и изменяют?! У мужчины семья на стороне.
