Меня не любят бюрократы и снобы
— ЕВГЕНИЙ Александрович, для вас текущий год был воистину рекордным: в Италии наградили респектабельной премией имени поэта-нобелиата Эудженио Монтале. В Болгарии — премией имени классика болгарской поэзии Христо Ботева.
В Румынии глава государства вручил верховный национальный орден за выдающиеся культурные заслуги, и, наконец, в Чили должны вручить высшую национальную приз — орден Освободителя О’Хиггинса. Все это более чем весомо, мы от души вас поздравляем, но вот на родине вас именно все время попрекают за рубежом.
В чем обстоятельство?
— Обстоятельства различные. Это происходит от неестественной судьбы, которой люди жили в период СССР.
В это же время, в случае если собрать все мои песни и патриотические стихи, ставшие народными, то их окажется намного больше, чем всех тех, кто обвиняет меня в антипатриотизме. Это их и бесит.
За их агрессивным национализмом и патриотизмом стоит несостоявшаяся личная судьба. И они ищут виновных.
В каждый стране я бы подал в суд, к примеру, на Куняева либо Валентина Сорокина. Но для чего мне втягиваться в это? У меня имеется работа.
Сердце поэта — это территория его Отчизны, где бы он ни был. Юные американцы, которым я преподаю русскую поэзию, ни при каких обстоятельствах не будут враждебны к стране Пушкина, Цветаевой, Ахматовой, Пастернака, Есенина.
А вдруг задать вопрос по-честному — кто еще выступает в отечественной глубинке с чтением стихов столько, сколько я? Лишь в прошедшем сезоне я выступал в Брянске, где являюсь почетным доктором наук местного университета, в Нижнем Тагиле, Екатеринбурге, Перми, Рыбинске, Набережных Челнах, Казани, где мне также дали звание почетного доктора наук университета, о котором я написал когда-то поэму. Меня не обожают две категории — снобы и бюрократы.
Мне грех жаловаться на отношение русского народа ко мне. В текущем году нужно завершить трехтомную, а возможно, и четырехтомную антологию «Десять столетий русской поэзии», лежит начатый роман, желаю снять фильм.
— На смену известной формуле «Поэт в Российской Федерации больше, чем поэт» пришли другие ваши строки о том, что поэтам русским нет в Российской Федерации места. Это диагноз окончательный?
— Ничего аналогичного. Одно не противоречит второму. Поэт в Российской Федерации действительно больше, чем поэт, в этот самый момент мы не сходимся с господами модернистами, каковые постарались снять классическую гражданскую ответственность со собственных плеч.
Они уверены в том, что эта формула якобы унижает поэта. Неужто сама профессия поэта, восклицают они, недостаточна, дабы к тому же заниматься политикой?!
А я ни при каких обстоятельствах и не сказал, что поэт обязан заниматься политикой либо писать политические филиппики. Но гражданская ответственность — больше, чем политика.
В первую очередь это чувство боли собственного народа. Вот Белла Ахмадулина.
Ее стилю совсем не характерна публицистичность. Она, я полагаю, пишет узкую кружевную поэзию и мастер в этом деле.
Но посмотрите, сколько писем ее рука подписала в защиту гонимых — Солженицына, Синявского и Даниэля и многих вторых. Она отправилась в Неприятный к Сахарову, что был в ссылке.
За это ее продолжительно не печатали. Таким же был Константин Паустовский, писательскому стилю которого не характерна прямая публицистичность, но на трибуне это был оратор, лев!
Его письмо, в котором он обрисовал отечественных партийных бонз на протяжении круиза, чему сам был свидетель, ходило по рукам и переписывалось.
Кстати, по окончании южнооссетинской войны 1991 г. меня желали выдвинуть в Думу, но я отказался, как и от предложения последовательности деятелей культуры стать министром культуры. Но я рад, что был в горбачевском парламенте, что делал все, дабы остановили войну в Афганистане.
Горжусь тем, что мои упрочнения, направленные на ликвидацию так называемых выездных рабочих групп, унижавших человеческое преимущество, увенчались успехом.
— Из-за чего, на ваш взор, политики применяют деятелей культуры в качестве приманки для публики и многие из них на это идут?
— Довольно часто власти не знают, что делают. В стране не так уж большое количество людей, чей авторитет, имена известны не только у нас, но и в мире.
Для чего втягивать таких людей, как, скажем, Ира Роднина, которая принесла славу стране, во всякие подписантские истории? Подписанство в Российской Федерации всегда было делом чести, геройства и доблести, в то время, когда громадные люди защищали за обиженных и оскобленных.
Но втягивать ее либо режиссёра и крупного актёра в подписание писем, каковые как бы приветствуют осудительный решение суда, значит тем самым разрушать их имидж национальных храбрецов. Это было бестактно и антипатриотично, власти сами себя этим унижают.
И напротив.
Нужно мочь выслушивать вывод тех, кто не согласен с какими-то государственными ответами, необходимо оставлять за людьми право на высказывание. В итоге, для чего тогда существует Конституция?
В то время, когда я опубликовал открытое письмо президенту Путину об опасности проведения по берегу Байкала нефтепровода, мое вывод среди вторых голосов было услышано, и нефтепровод перенесен на 400 км.
— Сейчас к массе обвинений в адрес шестидесятников добавились и такие: они, мол, утомились, им нечего сообщить народу, наступило время специалистов. Вы согласны с этим?
— В случае если слово «специалист» символизирует таковой циник, как Глеб Павловский, то что-то неправильно в стране, которое испытывает недостаток в помощи специалистов-циников. По окончании того, как он публично разрешил себе на юбилее «Свободной газеты» продемонстрировать фигу мне и Марку Розовскому и сообщить: «Вот, что вы все, демократы, получите от власти!», эта фотография обошла фактически все газеты.
И затем поручать этому человеку разработку русской национальной идеи? Поведение Павловского, его манера преподношения — это же компрометация всего, что он говорит.
Время от времени мне думается, что кто-то весьма неглупый поставил его на телевидение как раз чтобы скомпрометировать, потому что у него для данной работы нет никаких опытных свойств.
— В собственной давешней повести «Ардабиола» вы, по сути дела, одним из первых указали на опасность происхождения нацизма у нас. Как, по-вашему, громадна эта опасность сейчас?
— Дело в том, что сейчас нет отдельных угроз. Такие опасности угрожают всем. Сравнительно не так давно в Германии я принимал участие в дискуссии «Что такое Отчизна?» В следствии участники пришли к неспециализированному выводу, что ксенофобия разрушительна для патриотизма, враждебный национализм компрометирует его.
Все эти лозунги «Германия для немцев», «Российская Федерация для русских» и звучащий анекдотически «Америка для американцев» (страна состоит на 99% из эмигрантов) — это все тупик. Национализм, ничего не имеющий неспециализированного с национальной гордостью, не может быть спасительной силой в мире, где все взаимосвязано.
Сейчас не должно быть разногласия между патриотизмом собственной общей Матери и страны-Почвы.
— А какова ваша реакция на сегодняшний российский антиамериканизм?
— Что такое Америка? В случае если вам не нравится Буш либо Дик Чейни, то вы с теми, кто против них в Соединенных Штатах. А таких людей по последним опросам 67%, и лишь 33% — их поддерживает.
Неправда да и то, что Америка — страна безотносительной бездуховности, в том месте имеется превосходная интеллигенция, вежливая не только на американской, но и на русской классике. Возможно, на сегодня нет таковой великой литературы, как во времена Марка Твена и Хемингуэя, но и у нас нет сегодняшних Пушкина и Толстого.
Мы решили покорить Америку «Дневным» дозорами «и Ночным», а фильмы провалились с треском. Мои студенты в оклахомском университете, где я преподаю, говорили: для чего показывать третьесортный Голливуд?
А на фильме «Холодное лето пятьдесят третьего» — они плачут. Фильм «Возвращение», что я не считаю открытием, им был близок, в том месте звучит тема отчуждения детей от своих родителей. Но самое сильное впечатление на них произвела картина «Чучело».
Это о нас, говорили они, ее нужно показывать во всех школах.
— Какое ваше самое громадное разочарование в жизни?
— По окончании попытки переворота в 1991 г. поведение многих людей у власти, каковые безответственно отнеслись к интеллигенции рабочего и поддержке класса. Это больше, чем разочарование.
Это ужасный удар, что мы нанесли сами себе. Я был и остаюсь идеалистом-социалистом, и сохранял надежду, что мы сможем неспешно довести социализм в его сахаровском понимании до кондиции, не переходя в наглый капиталистический монополизм.
Увы!
— А самое громадное заблуждение?
— Ленин. Это было неспециализированное заблуждение шестидесятников.
Сперва боролись с именем Ленина против Сталина, считая последнего предателем ленинских совершенств. Но все упало по окончании того, как мы открыли архивные документы: ленинская подпись под созданием первого ГУЛАГа, требование ссылок, расстрелов, угрозы.
Довершило картину чтение «Моей маленькой ленинианы» Венедикта Ерофеева, где собраны ленинские цитаты.
— Давайте поменяем тему. Как бы вы на данный момент прокомментировали собственные строки: «Не разлюбил я ни одной любимой, но был на прегрешенья неленивый»?
— Это самый страшный вопрос, что возможно задать женатому человеку, честно любящему собственную жену.
— А эти строки: «Это я, дети, ваш таковой непутевый, а все же какой-никакой, а папа»?
— Я нехороший папа, по причине того, что нет времени с ними заниматься. Но мне все-таки думается, что они меня обожают.
Собственный сутки рождения, 18 июля, Евгений Александрович Евтушенко традиционно отметит в Политехническом музее в 19 ч., где пройдет кроме этого презентация его прозы, в первый раз собранной в солидный трехтомник.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
Вас не обожает мама? Разрывайте отношения!
