Откуда у данелии улыбка?
Третья книга режиссёра Георгия Данелии именуется «Кот ушёл, а ухмылка осталась». Как и первые две – «Безбилетный пассажир» и «Тостуемый выпивает до дна», – она пользуется большим читательским спросом и фигурирует в фаворитах продаж вместе с Пелевиным-Донной и Акуниным Тарт.
Ничего необычного!
«Кот ушёл, а ухмылка осталась» – сборник мелких историй о жизни и творчестве (но, творчество для Данелии – это также форма судьбы), поведанных патриархом кинематографа без пафоса и всяких признаков назидания. Их нет в личности режиссёра, нет в его фильмах – и в книгах также нет. «Дед» не поучает, не обличает, не угрожает, не призывает, не говорит. «Дед» , да ещё кратко, светло и смешно.
Заявленная в заглавии ухмылка ощущается на каждой странице книги и образовывает, возможно, её основную сокровище. «Записки старика, что бросил пить, курить и обожать, просматривать очень скучно. Не смотря на то, что так же я думал перед тем, как принялся писать книгу «Тостуемый выпивает до дна».
И тогда я также опасался, что она будет намного хуже первой и что мои приятели, в то время, когда прочтут её, сообщат: «Нужно было ему своевременно остановиться. Жалко старика».
Но вторая как-то проскочила. Может, и эта проскочит?»
И это пишет человек, большая часть картин которого полностью «ушло в народ». Что руководил самим Никитой Михалковым и учил его шагать по Москве в бессмертной комедии помой-му «ни о чём». Человек, чей вкус в кинематографе возможно было бы назвать «безотносительным», сделавший, возможно, всё что вероятно
Так-то оно так. Но имеется одно корректирующее событие. мастерство и Талант Данелии – мирового уровня, а будущее – нет.
Он сам об этом говорит с вечной собственной ухмылкой. В случае если кто-то из зарубежных друзей-кинематографистов наблюдал «Не горюй» либо «Афоню», то срочно приходил в полный восхищение (кроме того Феллини).
Но мирового проката не было ни при каких обстоятельствах, не смотря на то, что, скажем, такая картина, как «Кин-дза-дза», имела на то весомое и неоспоримое право. Но будущее Данелии неотъемлема от судьбы страны, а Российская Федерация неизменно и во всём обязана что-то обосновывать, куда-то рваться, растолковывать, что «мы также люди», и отечественное мастерство с трудом протискивается через разнообразные фильтры.
Да и дома, как говорится, «в народе» знают в лицо актёров, а чтобы получить какие-то мелкие привилегии, нужно растолковывать, что вот это – режиссёр, он снял «Мимино», не смотря на то, что ещё и не каждый осознаёт, что это такое. Сам Данелия говорит, как его в один раз поразил вопрос публики, на что нет ответа, – сценарист пишет, оператор снимает, актёры играются, а что делает режиссёр?
Он-то готов снова улыбнуться и ответить, что понятия не имеет.
Но мы тут его артистической скромности верить не должны, потому как режиссёр авторского кино ни больше, ни меньше, как воплощает собственное мироощущение. Сделал это и Данелия.
И одну из составляющих этого мироощущения я бы выяснила так: режиссёр в собственном кино не признаёт никаких измерений судьбы, национальных, религиозных, политических, национальных за главные, он ищет какого-либо «чисто-людской» измерения. Оттого у него русский воинов сидит за грузинским столом как дорогой гость («Не горюй») не вследствие того что он русский, а вследствие того что он гость, усталый странник.
А сведённые судьбой в одном гостиничном номере в столичных злоключениях уроженец армении и грузин становятся закадычными приятелями («Мимино»). Режиссёр внимательно всматривается в персонажа карикатур – пьяного сантехника, – дабы заметить в нём полноправного храбреца трагикомедии («Афоня»).
И обнаруживает в «решке и Орле» пропасти романтизма в мальчишке с буровой станции (помой-му оплоте дикого капитализма) В этот самый момент никакой идеализации нет, «чисто-человеческое» измерение существует с нами неизменно, нужно очень сильно зомбировать человека, дабы он отказался от родства, дружбы и любви во имя химерических программ и принципов.
Я бы обратила ваше внимание на храбреца Любшина в картине «Кин-дза-дза» (его кличут, кстати, Владимир Машков!). Это несложный коммунистический человек, мастер участка ЖЭКа.
Он оказывается всецело оторванным из собственного контекста, его уже никто не воспитывает и не программирует. Но как высокими оказываются этические нормы этого землянина!
Би и Уэфа, жадных и предельно эгоистичных жителей планеты Плюг, он вычисляет товарищами – а товарищей нельзя бросать в беде. И в полной мере закономерно храбрец «Паспорта», два раза избитый в колонии (и как иудей, и как мусульманин), в запале пишет на стене камеры «Слава КПСС!».
Уж лучше, мол, КПСС, чем религиозный экстремизм и пещерный национализм. Это мы на данный момент выучили.
А Данелия, по всей видимости, постоянно знал.
Ухмылка Данелии по-своему не меньше таинственна, чем ухмылка Джоконды. Вследствие того что не светло, откуда он её забрал? Многие события его жизни не то что не располагают к ухмылке – они открыто драматичны и трагичны (не будем об этом).
Не говоря уже о том, что распался коммунистический кинематограф, в котором вырос и развился режиссёр. Но, несоветский кинематограф также распался – где, фактически говоря, итальянское, французское, американское кино?
Либо вторичная чепуха, либо сплошь высокотехнологичные поделки для идеологического обеспечения будущего общества «трансгуманизма». В то время, когда жалкий человек будет преодолён, скрещён с компьютером и достигнет за каким-то хреном биологического бессмертия
В этом раскладе «чисто-человеческий» кинематограф Данелии для жалкого человека, с его любвишками, архаическим способом и дружескими посиделками размножения постоянно будет отрадой и опорой. И ухмылка Данелии, обязан ли он ей радостному детству, хорошему характеру, успешной судьбе либо стоической воле, делается маленьким маяком в мраке и тумане настоящего.
На неё возможно ориентироваться. Столичный грузин, коммунистический режиссёр Георгий Данелия предоставляет её нам вместе с семнадцатью фильмами и тремя книгами.
Благодарю.
Михаил Делягин о роли общаков в работе ЦБ
Георгий Данелия \
